Николай Агафонов - Повести и рассказы

– Для мытья у нас банька есть, а спать можешь на ней, а я предпочитаю свою кровать.

Зайдя в горницу и осматривая стены из обтесанных деревянных брусьев, Игорь продолжал восхищаться:

– Красота, да и только, а у нас кругом один бетон. Боже мой, как мне надоел этот бетон!..

– Ну, хватит причитать, – оборвал его восторги отец Аркадий, – мой руки и к столу, посмотрим, что тут нам баба Нюра наготовила.

Не успели они поужинать, как в дверь постучали. Вошел высокий мужчина лет тридцати пяти. Пышные черные волосы обрамляли продолговатое лицо с небольшой, аккуратно подстриженной черной бородой. Крупный прямой нос снизу опирался на чапаевские усы, а сверху, уже на нос, опирались густые сросшиеся на переносице брови. Завершал его портрет пронзительный взгляд темно-карих, глубоко посаженных глаз и плотно сжатые губы. Словом, весь облик свидетельствовал о решительном и властном характере. Такого хотелось спросить: «Вы в каком полку служили?»

Он подошел к отцу Аркадию под благословение, метнув недобрый взгляд в сторону Игоря. Тот ответил широкой добродушной улыбкой. Отец Аркадий представил его:

– Мой друг, врач-хирург Игорь Львович Шульман. А это, – обратился он к Игорю, – наш псаломщик, Михаил Юрьевич Иволгин.

– Отец Аркадий, можно вас на минуточку, у меня конфиденциальный разговор.

Когда отец Аркадий прошел с ним в другую комнату, он вполголоса сердито заговорил:

– Что же вы, отец Аркадий, жида сюда привезли? Я нарочно, чтоб их не видеть, в глушь с женой и ребенком уехал. А теперь что нам прикажете делать? Прямо искушение какое-то.

– Успокойся, Михаил, во-первых, он мой друг с детских лет, к тому же крещеный православный человек. Во-вторых, какое это имеет значение, если апостол Павел говорит, что во Христе нет ни эллина, ни иудея [102].

– Разве Вы не знаете, отец Аркадий, мудрую народную поговорку: «Что жид крещеный, что конь леченый». Ну и друзья у вас, я вам скажу.

– Родители у него были прекрасные люди, мы дружили семьями, нам никогда в голову не приходила мысль расценивать друзей по национальному признаку. Мать его, кстати, русская. Да что это я оправдываюсь перед вами?!

– Вот потому-то, отец Аркадий, революция и случилась, и до сих пор они нами правят, что мы о национальных признаках забывали. Я к вам больше ни ногой, пока он здесь! – При этих словах Иволгин развернулся и быстрым шагом устремился к выходу, чуть не сбив по пути Игоря.

– Что это с ним? – удивился тот.

– Я же предупреждал тебя, что он – ярый антисемит.

– Ну, эту болезнь я не знаю, как лечить, – пожал плечами Игорь.

– Да его, пожалуй, логикой не переубедишь, по всему видно, у него аллергия на твоих соплеменников! – засмеялся отец Аркадий. – Давай, Игорь, вечерние молитвы читать и бай-бай.

Михаил действительно сдержал слово и ни разу на неделе не зашел к отцу Аркадию. Тот удивлялся:

– Надо же, какой упрямый, раньше дня не мог прожить, чтобы ко мне не зайти, в шахматы поиграть, а между делом о русской литературе, о поэзии поговорить, он ведь филфак окончил. Стихи сам сочиняет. Только втемяшилось ему в голову, что во всех бедах России виноваты евреи – и точка.

– Ну да, как поет Высоцкий, «если в кране нет воды, значит выпили жиды», – улыбнулся Игорь.

На службе в церкви Михаил, читая на клиросе, сердито косился на стоящего в сторонке Игоря, но поделать ничего не мог, не убегать же со службы.

Игорь причащался за каждой Божественной литургией. После службы они с отцом Аркадием вычитывали акафист перед иконой Божией Матери, именуемой «Неупиваемая Чаша». В свободное время Игорь колол дрова на зиму и складывал их в поленницу под навесом. Вечерами перед ужином они с отцом Аркадием частенько посиживали за шахматной партией.

Лето незаметно закончилось, и началась осень с ее затяжными дождями, носа на улицу не покажешь. Но наших затворников это не пугало, они находили себе занятие и дома. Михаил, у которого вначале было много дел по огороду, теперь, запертый погодой в четырех стенах, заскучал. Наконец он не выдержал и пошел к отцу Аркадию под предлогом вернуть ему книгу, взятую еще в прошлом году. Отец Аркадий с Игорем как раз сидели за шахматной партией.

– Заходите, Михаил, – обрадовался отец Аркадий, – а книгу, пожалуйста, положите на полку. – Перехватив взгляд Михаила, который тот устремил на шахматную доску, тут же добродушно добавил: – Помогите мне, Михаил, а то меня Игорь прямо к стенке припер, не знаю, что и делать.

– Как это не знаешь?! – засмеялся Игорь. – Сдавайся на милость победителя, и все тут.

– Погодите, отец Аркадий, не сдавайтесь, надо подумать, – сказал Михаил с внутренним волнением, которое никак не отражалось на его внешности.

Он внимательно изучил позиции обоих игроков; действительно, для отца Аркадия ситуация была почти безнадежная. Еще, как нарочно, Игорь сидел и самодовольно улыбался. Нет, решил Михаил, ни за что он не даст сейчас восторжествовать этому потомку Сима [103]. Он весь напрягся, обдумывая возможные комбинации, так что ему показалось, будто мозги у него в голове зашевелились. И когда отец Аркадий было взялся за коня, Михаил воскликнул:

– Постойте, батюшка, давайте пожертвуем ладьей!

Отец Аркадий послушался, и уже дальше Михаил взял всю инициативу в свои руки. С него буквально ручьем шел пот. Но все же он вывел партию на ничью. В данной ситуации это почти равнялось победе.

– Ура! – закричал отец Аркадий, и они обнялись с Михаилом.

– Поздравляю, – сказал Игорь. – Вы, Михаил Юрьевич, просто гроссмейстер, – и протянул ему руку. Тот, несмотря на свое радостно-возбужденное настроение, весь сморщился, но руку подал.

После этой игры лед в отношениях как бы немного подтаял, и Михаил стал заходить в гости и играть с Игорем в шахматы. Во время игры он не отказывал себе в удовольствии порассуждать о перипетиях истории Российского государства, ставя акцент на негативной роли масонства, в то же время наблюдая, как на это реагирует Игорь. Тот старался в споры не вступать, лишь иногда, ссылаясь на свою неосведомленность, делал наивные ремарки. Бывало, что это балансировало на грани ссоры, и в один из вечеров Михаил сорвался после очередного высказывания Игоря:

– Хотя я, Михаил Юрьевич, только наполовину русский, – рассуждал Игорь, – но мне все равно обидно, что кто-то считает русских дураками и простофилями, которых легко обмануть хитрым и коварным масонам. Ведь русский народ дал миру столько гениев, сколько, я думаю, ни один народ в мире.

– Так-то оно так, – соглашался Михаил, – просто мы, русские люди, доверчивы, как дети, потому Бог и любит русский народ.

– Ну, по вам этого не скажешь, – засмеялся Игорь.

– Вот потому-то меня евреи и не любят, – вспылил Михаил, – что я их насквозь вижу. – При этих словах он ткнул пальцем в сторону Игоря.