Инесса Давыдова - Пока не видит Солнце

Клара еле заметно кивнула головой.

– Это прозвучит банально, но это то, что я знаю, как свое собственное имя: ты – моя вселенная, – сказал он, еще раз поцеловал ее и решительно вышел из номера.

Клара прислонилась к двери и замерла в ожидании. Шаги Уварова удалялись все дальше и дальше, пока она не услышала, как в конце коридора открылась дверь служебной лестницы. Через несколько секунд с лязком распахнулись двери лифта, и послышались неуверенные шаги Аркадия. Она глубоко вздохнула и положила пальцы на дверную ручку.

В этот момент Коваленко давал своему напарнику распоряжение по рации.

– Коля, беги к служебной лестнице! Не упусти его!

– Понял! Не упущу!

Молодой следователь пробежал по длинному коридору первого этажа и осторожно открыл дверь служебной лестницы. Тишину нарушали тяжелые мужские шаги. Он осторожно взглянул в узкую щель между лестничными пролетами и увидел мужскую фигуру в черном костюме, спускающуюся вниз. Следователь прильнул к стене, вынул пистолет, снял с предохранителя и встал в стойку. Шаги приближались.

Сквозь узкие и вытянутые окна между лестничным пролетом Уваров взглянул на сияющую в небе луну и улыбнулся. Пришло время для магии. Он миновал площадку второго этажа и, ускоряя шаг, побежал по ступеням вниз.

Молодой следователь, держа перед собой на вытянутой руке пистолет, не выдержал напряжения и прокричал:

– Стой! Стрелять буду!

Но, к его удивлению, на лестнице никого не оказалось. Звук быстрых шагов нарастал, он даже почувствовал легкое дуновение ветерка на щеке, но никого не увидел! Страх сковал тело, руки задрожали. Что за чертовщина? Дверь служебной лестницы резко открылась и через минуту шаги смолкли. Николай выскочил в коридор, но кроме уборщицы, испуганной его пистолетом, там никого не оказалось. В рации раздался треск, затем голос Коваленко вернул его к реальности:

– Коля, ну что у тебя?

Николай нервно сглотнул, убирая пистолет в кобуру, и ответил:

– У меня все чисто.

– Странно! Я в холле перед выходом, слежу за лифтами. Ты уверен, что его нет на лестнице?

– Абсолютно! – воскликнул напарник. Правда, чуть резче, чем требовалось.

Закончив генеральную уборку, Клара встала у окна кухни и беглым взглядом осмотрела улицу. Шумная детвора с криками носилась по детской площадке. На скамейке у подъезда консьержка с подругой что-то оживленно обсуждали. Одинокие прохожие спешили по своим делам. Город жил и будет жить своей жизнью, даже после того, как Клара уедет, даже после того, как ее существование прекратится. Время неудержимо приближало момент завершения ее миссии.

Муж с дочерью выходили из припаркованной машины. Аркадий извлек из багажника несколько пакетов с продуктами и вместе с Полиной направился к подъезду. Клара сняла фартук и бросила его в стиральную машину. Налила себе кофе и расположилась за кухонным столом. В последние дни ее самочувствие резко ухудшилось; пик недомогания, как и предвещал Уваров, пришелся на лунное затмение. В этот день она была дома одна: Аркадий уезжал в командировку, а Полина гостила у бабушки.

Сегодня она закончила все приготовления к отъезду. Вещи в дорогу и чемоданы были заранее куплены и оставлены в гостиничном номере. Билеты на самолет заказаны. Завтра она должна вылететь в Москву, а оттуда – в австралийский Брисбен с пересадкой в Сингапуре. Перелет обещал быть многочасовым и утомительным. Она не знала, где и когда к ней присоединится Уваров, но надеялась, что это случится как можно скорее. Какая была обстановка на островах после землетрясений и многочисленных цунами, которые произошли в начале февраля, можно было только догадываться: нехватка медикаментов и продуктов питания, спад в туристическом потоке и, как следствие, в экономике.

Сегодня ей предстоял финальный разговор с мужем. Как только три месяца назад он постучал в номер сочинской гостиницы, она мгновенно придумала причину, по которой он ее отпустит, не чиня препятствий ее отъезду и дальнейшему общению с дочерью. Она готовила почву к этому разговору все три месяца. С Полиной все сложнее. Ей Клара не могла врать, поэтому оттягивала прощание до последнего момента.

Входная дверь открылась, и в прихожей послышались голоса мужа и дочери. У Клары сжалось сердце – вот он, момент расставания с ее малышкой.

– Ржаного хлеба, какой ты любишь, не было, – сказал Аркадий, заходя на кухню.

– Ничего страшного, – ответила Клара и допила последний глоток кофе.

Аркадий знал, что Клара каждый день съедала на завтрак два кусочка ржаного хлеба с джемом и, услышав ее слова, повернулся и пристально взглянул на жену.

– Ты плохо выглядишь, – Аркадий подошел ближе.

Опустившись перед ней на колени, он потрогал ее лоб и сказал:

– У тебя температура подскочила. Говорил тебе – рано еще мыть окна! Видимо, ты простыла.

– Я не простыла. Температура не из-за этого, – многозначительно произнесла Клара и убрала его руку.

– А из-за чего? – настойчиво осведомился Аркадий.

– Вечером поговорим, когда Полина ляжет спать.

Резко поднявшись на ноги, Аркадий нахмурил брови. Он давно привык к тому, что поведение жены менялось с каждым днем – она становилась скрытной, порой агрессивной и несдержанной, – но сейчас в ее глазах он заметил не отстраненность, а тоску и безысходность. В памяти сразу всплыл их разговор в сочинской гостинице, когда Клара призналась в неизлечимой болезни и взяла с него обещание никогда не вмешиваться в процесс лечения. Она не говорила, кто был ее врачом – скорее всего, врача вообще не было, но срок, который ей отведен, она знала точно – три месяца. Аркадий не раз пытался переломить ситуацию, но Клара, словно тигрица, бросалась на него и напоминала о данном им обещании. В конце концов, он знал, что его жена – не из тех, кто будет бездействовать, глядя на прогрессирующую болезнь. Раз она так уверена – значит, так оно и есть.

На кухню забежала Полина и обняла мать.

– Мамочка, мы купили все, кроме ржаного хлебушка.

– Папа уже сказал, – ответила Клара и крепко прижала дочь к себе.

Аркадий продолжил вынимать покупки из пакетов и складывать их в холодильник. Периодически он поглядывал на жену; о теме ночного разговора догадаться было не сложно. Клара так сильно прижала к себе дочь, что Полина застонала и шутливо изобразила, будто задушена. Клара поцеловала ее, назвала озорницей и повела делать уроки. Аркадий тоскливо смотрел им вслед.

Клара завела дочь в детскую и села рядом с ней за письменный стол. Девочка разложила учебники и вопросительно взглянула на мать.

– Что? – удивленно спросила Клара.

– Ты сегодня необычайно печальна.