Елена Сазанович - Это будет вчера

В каком-то дворе, на маленькой площадке стояла цирковая лестница, а на ней уверенно и твердо – Мышка, играя губами какую-то незнакомую музыку, и смычок так же легко бегал по воздуху, и скрипка также уверенно лежала на ее хрупком плече. Она была прекрасна в этот момента в освещении ярких солнечных лучей. Солнце настолько низко повисло над ней, что казалось, ее развевавшиеся путаные волосы прикасались к этому огненному шару. Вот откуда этот неестественный рыжий цвет, невольно подумал я. Она знается с самим солнцем. Или явно знает его тайну. Но зачем? Зачем эту тайну открывать тепле? И несмотря на возбужденные лица людей, я им не верил. Им было глубоко плевать – сорвется ли сейчас эта маленькая девчонка, им было нужно зрелище, и это зрелище им решила преподнести моя Мышка. Я опустил взгляд вниз и сразу заметил картонную шляпу, в которую бросали деньги. О, Господи!

И я впервые задумался, почему мы все-таки еще не умерли с голоду. О, Господи, но не такой же ценой! Продавать свою музыку равнодушной толпе зевак. Паясничать и кривляться ради того, чтобы эти безжизненные лица хоть раз улыбнулись. О, Господи, и это моя Мышка! И я резко повернулся и бросился прочь, и мне моя любимая не казалась уже такой прекрасной в освещении солнца. Для меня она стала просто уличной циркачкой, уличным шутом. И это моя Мышка, о Господи…

Она вбежала в наш домик сразу же после моего прихода. Ликующая, с кучей каких-то огромных пакетов, еле умещающихся в руках.

– Гришка! Сегодня у нас праздник! Танцуй, – и она, бросив тут же все на пол, обняла меня за шею.

Но я резко освободился из ее цепких объятий, и вновь предательская мысль тут же посетила мою голову. Я вдруг представил, что в большой просторный дом вбегает не какое-то ярко-рыжее взбалмошное существо, тут же умудряющееся в одну минуту все превратить в хаос, а медленно входит длинноногая большегубая красавица в элегантном костюме. И я вежливо ей целую руку и мы аккуратно разбираем блестящие пакеты.

– Что с тобой, Гришка? – Мышка испуганно вздрогнула. И отступила назад.

– Ах, не называй меня, пожалуйста, так. Смешное имя. Я не хочу быть смешным.

– Глупенький, у тебя самое чудесное имя на свете, – и она вновь бросилась мне на шею. И я вновь ее оттолкнул.

– Откуда в тебе это? – она не на шутку взволновалась.

И я, поддавшись ее волнению, стал нервно шагать по крохотной комнатушке. Но в этой норе даже нельзя было прилично ходить!

– Что с тобой?

– Со мной?! Да ты на себя посмотри! Разве я мог подумать, что моя девушка окажется всего лишь уличным шутом, развлекающим тупую толпу?

Мышка как-то сразу обмякла. И опустилась на диван. И он неприятно скрипнул.

– Да, конечно. Ты когда-нибудь должен был это увидеть.

– Но почему ты мне ничего не сказала?

– А ты ничего и не спрашивал, – она пожала плечами. – А мне все равно откуда берутся деньги. Если их совсем немного. Мне достаточно минимума. Ведь у меня есть главное – ты.

Мы встретились с ней долгим взглядом. И вновь в голову мне пришла любопытная мысль. А ведь со своим голосом, со своим невероятным подражанием звукам скрипки она могла запросто сделать другую карьеру, более серьезную, чем карьера уличного шута. Но она даже об этом не думает. Потому что все свое время убивает фактически на меня, на мои планы, мои мечты, мой покой. И я, конечно, тут же оценил ее жертву. Но вслух почему-то об этом не сказал. Возможно, потому что боялся поселить в ее златокудрой головке иные мысли. А вслух я пробурчал уже не строго, почти виновато, совсем другое:

– Ну, я ведь тоже кое-что могу сделать. Для нас…

– Ну, конечно, можешь! Но я хочу, чтобы ты сам ко всему пришел. Без подсказок. Понимаешь, Гри… – и она запнулась, не зная как меня все же назвать.

И я, как всегда, в порыве нежности, бросился к ней и уткнул лицо в ее острые коленки, и сквозь слезы, не стыдясь их, прошептал:

– Гришка, называй, как всегда, просто Гришкой.

Она целовала мои взъерошенные волосы и шептала в ответ:

– А сейчас я тебе сыграю Моцарта. Его никто еще не слышал, кроме тебя…

Следующим утром я твердо решил открыть двери самого популярного в столице журнала. Я рискнул показать им свои лучшие фотографии. Фотографии из жизни солнца. Мышка обрадовалась моему решению. И мы тут же с ней принялись копаться в наших потрепанных вещах, выбирая из них самые приличные для выхода в деловой мир. И, посмотрев на себя в зеркало, мы тут же решили, что имеем вполне подходящий.

Первое, на что мы наткнулись, открыв тяжелую дверь солидного издательства – это были презрительные недоуменные взгляды, брошенные на нас, на простенькое коричневое, как у школьницы, платье Мышки, на мой пиджак из которого я давно вырос. Я почувствовал страшную неловкость. И от неловкости не мог вымолвить ни слова. Я смотрел на солидную, выхоленную, гладковыбритую редколлегию. И мне становилось все страшнее и страшнее, и первая мысль была мысль о побеге. Но Мышка не оставила за мной возможности сбежать. Она тут же выхватила картонную папку из моих рук и смело приблизилась к длинному столу из красного дерева.

– Вот! – торжественно произнесла она. – Это лучший шанс для вашего журнала. Не упустите его! – и она почти небрежно бросила папку на стол. Папка проехала по нему и остановилась прямо перед их носом.

Они ехидно усмехнулись и стали лениво рассматривать фотоснимки. Их лица оставались непробиваемыми. И все-таки сквозь это показное равнодушие я смог уловить оживление в их холодных глазах.

– Вы говорите – шанс? – не выдержал наконец один из этих выхоленных красавчиков. И расхохотался. И так же небрежно бросил папку с моими фотографиями на стол. Она, проехав по нему, уже остановилась напротив Мышки.

Мышка с нескрываемой ненавистью уставилась на них. Но пока молчала.

– С таким шансом, ребятки, мы бы давно уже подметали улицы. Но мы это право оставляем для вас. А в свободное время можете развлекаться любительскими фотками, такого дешевого качества, на таком дешевом фотоаппарате, – и они, как по команде, вежливо улыбнулись. И уткнулись носом в стол из красного дерева, дав понять, чтобы мы убирались как можно скорее.

Я не выдержал и бросился к выходу. И за спиной услышал возмущенный крик Мышки:

– Да вы на себя посмотрите! И на свой мерзкий журнал! Да он мертвый и фотографии в нем – мертвые. Для кого вы все это выпускаете? Для мертвецов? Поверьте, на том свете им это не пригодится!

Не знаю, чтобы она еще наплела, если бы я вовремя не схватил ее за рукав и силой вытащил за дверь.

– Ты с ума сошла! – уже на улице зашипел я ей в ухо. – Ты хочешь испортить мне жизнь, мое будущее…

– А что, по-твоему мы должны были потупить глаза и промычать что-то вроде: мы учтем ваши прекрасные замечания и пожелания.