Елена Сазанович - Это будет вчера

Мне нечего было возразить. Да я и не успел. Тут же показалась лопоухая голова Глебушки.

– Ну как, справился? – кивнул он Ричарду.

– Еще как, Глебушка. Он в этом деле профессионал. Можете на смену работать, – ответил я за Ричарда.

– Смею тебя заверить, Фил, что моя работа заключается в другом, – обиделся Ричард, – хотя и не буду отрицать, что я мастер на любое дело, – и он гордо встряхнул лысой головой и передал халат Глебушке. Глебушка, застегивая пуговицы, промычал:

– Вот ведь как бывает. Можешь спокойно идти в одно прекрасное солнечное утро по мостовой, а потом раз – и споткнуться. – И он во все глаза вытаращился на меня. – Фил, – попросил он. – А теперь скажи что-нибудь хорошее.

Я растерялся.

– Ну, я же не пророк, Глебушка. Ты это зря. Но все равно думай о хорошем, и все у тебя будет хорошо.

И Глебушка облегченно вздохнул. А мы с Ричардом переместились за столик в самом углу с очередной порцией пива.

– М-да, – неопределенно прохрипел Ричард. – Бывает и так – одно неосторожное слово – и жизнь кувырком.

– Ты о чем, Ричард?

– Да так. Я тоже любитель поболтать, могу сунуть нос в чужие дела. Но ты мне почему-то нравишься, Фил. Поэтому по доброму советую – держись от всего в стороне. Ты честный парень. Но пуля, как правило, выбирает честных.

– А я под пулю пока не собираюсь, – усмехнулся я.

– А она, бывает, и не спрашивает.

Я откинулся на спинку стула и уже более внимательно оглядел это чучело с ног до головы. Не сварю, оно тоже мне чем-то приглянулось. Возможно, я просто люблю экзотику. А, возможно, от выпитого голова пошла кругом. Но Ричард не казался мне уж таким мерзким, каким я увидел его в первый раз. Напротив, гордый профиль. Ярко-оранжевая полоска на костюме. Круглые очки. Вполне интеллигентная птица.

– Я рад, что мы нашли с тобой общий язык, – прогнусавил попугай в ответ на мои охмелевшие мысли.

Бар постепенно заполнялся завсегдатаями. И никто из них даже глазом не моргнул, увидев полосатого Ричарда за кружкой пива. Что ж, возможно, они свыклись с мыслью, что наш заброшенный старый городок частенько посещают экзотические экземпляры.

Мне были хорошо знакомы физиономии этих яростных любителей пива с утра. Это был самый дешевый бар в городке. Его завсегдатаи, естественно, соответствовали его виду. Но я все равно предпочитал пить именно в этом месте, заполненном бродягами, ворами и проходимцами, чем посещать фешенебельные рестораны с плавно плывущими блестящими дамами и выхоленными красавчиками, напускающими на себя философский вид. Хотя ни ума, ни философии там не было ни на грош. Ума и философии в тысячу раз было больше здесь, в этом пропитом, прокуренном месте.

Поэтому, заметив в дверях маленького худощавого старичка с тросточкой в руках и беретике, я искренне удивился. Какое такое счастье мог искать здесь один из наших ведущих профессоров города?

– Да, – протянул я, кивнув на профессора, – его тут в одну секунду могут запросто облапошить.

Глебушка, как раз подскочивший к нашему столику с очередной порцией пива, испуганно огляделся.

– Кого облапошить?

– Да профессора! Как нечего делать сейчас обчистят карманы.

Профессор еще некоторое время в замешательстве топтался на месте и наконец приблизился к стойке.

– Пиво, – чуть заикаясь выдавил он, – и стал шарить по карманам. – Кошелек! Бог мой, где кошелек?

Я нахмурился. А Глебушка испуганно вытаращился на меня, словно это я был повинен в том, что профессора обокрали.

– Обокрали! Вы слышите?! Меня обокрали! – взвизгнул он. – Как? Меня? Доктора философских наук! Лауреата международных премий!

Я тяжело поднялся с места. Хотя я и не был ни в чем виноват, все-таки чувствовал за собой повинность.

– Я же тебя предупреждал, Фил, – усмехнулся Ричард, – Будь осторожней. Так недолго и врагов нажить.

Но я, не слушая эту надоедливую птицу, подошел к профессору, и успокаивая его, как мог, подвел к нашему столику.

– Так вы говорите, профессор, там было много денег?

– Да копейки там были! Разве в этом дело! Меня посмели обокрасть какие-то бродяги.

– Смею заметить, в основном совершают кражи именно бродяги. Так что в этом нет ничего удивительного, – и Ричард поставил кружку пива перед носом профессора.

А тот, оглядев его, нахмурился.

– С кем имею честь… Ах, да! – и профессор расплылся в милой улыбке… – Наслышан, конечно… Знаменитая следственная группа из столицы сделала честь нашей забытой провинции. И профессор тут же повернулся ко мне. И сочувственно промямлил, – Не ожидал, не ожидал я от вашего друга, – и он чуть отодвинул от меня свой стул.

– М-да, – прогнусавил Ричард. – Замкнутые души, даже если они гениальны, частенько таят в себе странные наклонности, которые в один прекрасный день выливаются наружу. Что и случилось с великим фотографом Григом.

– Его вина еще не доказана, – я зло посмотрел в очкастые глаза Ричарда.

Но профессор и попугай проигнорировали мой вызов.

И уже, не обращая никакого внимания на мою скромную персону, принялись обсуждать, какие тайны могут скрываться за маской благополучия и незаурядного ума, и вначале даже не заметили, как за нашим столиком появился Славик Шепутинский с газетой в руках.

– А, Славик! – радостно прохрипел попугай, наконец-то обратив на него внимание.

– Да, – сказал Славик и почесал свои слипшиеся волосы.

– Ну, наконец-то свежие новости!

– Да.

– О Григе? – взволнованно спросил я.

– Да, – только и ответил Славик, не выпуская из рук газету.

– Покажи, Славик, – и не дожидаясь его великого слова, выхватил из рук газету и впился глазами в свежие новости.

А свежие новости были потрясающими! Впрочем, меня даже больше удивила манера изложения Славика Шепутинского. Это без сомнения была талантливая статья. Может, Славик и умел говорить всего два слова, но мысли его были достаточно насыщенными, полные экспрессии и бьющие до слез. Славик красочно описывал трагическую судьбу премиленькой девочки с огненно-рыжими волосами, которая радовалась жизни и любила жизнь. И эта жизнь так нелепо оборвалась по вине жестокого человека, которому она безвозмездно отдала свое сердце. Да уж, Григу теперь и вовсе худо придется. Теперь весь городок, нахлебавшись этой сентиментальной чуши, разрыдается, а потом встанет грудью против великого фотографа времени. Но в образ Мышки я все-таки верил, как бы сладенько Славик не описывал его. Я верил в ее белые сандалии, огненно-рыжие волосы, в ее скрипачку, на которой она не умела играть, в ее убогую каморку и белый-белый жасмин на подоконнике. Именно такой я себе ее и представлял. Но я все равно не мог поверить, что ее убил Григ.

– Григ ее не убивал! Слышишь, Славик?! Вся твоя слезливая статейка – чистая ложь! – и я стукнул кулаком по столу.