Елена Сазанович - Это будет вчера

– Нет, – скромно ответил словоохотливый Славик.

И я, не выдержав, вскочил с места и бросился к стойке бара. Глебушка мне без лишних слов налил. Я, наконец успокоившись, лениво потягивая пиво, оглядел бар. И вдруг в центре зала обнаружил огромную, блестящую тяжеленную люстру, свисающую низко над полом. У меня она почему-то вызвала гнев. Причем здесь это страшилище! Они что – уже совсем чокнулись от перегара?

– Глебушка, – сквозь зубы процедил я. Весь мой облик излучал ярость. Глебушка испуганно захлопал ресницами. – Ну, скажи, мой славный милый приятель Глебушка, какой идиот повесил здесь это пышное чудовище? Какой кретин придумал, что ему здесь место блестеть? Да она на тонны три потянет. Вот сейчас возьмет и грохнется вдребезги.

Не успел я проронить последнее слово, как люстра неожиданно сорвалась с потолка и с грохотом повалилась на пол. Н Ее блестящие осколки салютом рассыпались по всей забегаловке. Все закричали, повскакивали с мест, яростно замахали кулаками на Глебушку.

А я почему-то страшно обрадовался.

– Ага! – закричал я. – Свершилось? Такой идиотизм не может долго торчать наверху! Правда, Глебушка?

И я с радостью в глазах повернулся к бармену. Но он моего счастья не разделил. На его лице застыл ужас и он шарахнулся от меня, как от привидения.

– Ах, Глебушка, – я погрозил ему пальцем, – ты все за старое. Я не провидец, честное слово. Просто я люблю справедливость.

И я, резко повернувшись, забросил руки в карманы своих пожеванных старых штанов и широким размашистым шагом направился к выходу, с удовольствием ступая на блестящие мелкие осколки.

Я бродил долго по городу, так и не зная, за что уцепиться в этой странной истории. Хмель постепенно проходил. Солнечные лучи все ярче светили, обжигая своим светом кожу. И, несмотря на неприятности, я все-таки любил это солнце и любил этот солнечный городок. Может быть, в своих снимках мне не удавалось передать самые сокровенные тайны природы и человека. Но мне доставляло удовольствие изображать мир таким, какой он есть.

Нет, мне доставляло удовольствие делать его лучше, Я видел эту жизнь только в солнечном свете. Я не мог уже не фотографировать эти каменные стены в освещении солнца, эти цветущие деревья, эти улыбавшиеся лица. Мне стало горько, что я никогда не смогу снимать огненно-рыжие волосы девушки по прозвищу Мышка.

Но я уже знал наверняка, что она водилась с самим солнцем. Ведь только оно могло подарить ей такой удивительный цвет волос, и я понимал, что эти фотографии были бы самыми удачными в моей жизни. Но глупо жалеть о том, чего никогда не было и никогда не будет. Надо благодарно принимать то, что есть. Я опрокинул голову и с благодарностью посмотрел в лицо солнца. И все-таки, кто ты, рыжеволосая Мышка, которую когда-то так любил мой единственный друг?

Я полез в карман за единственной фотографией, которую успел спрятать, чтобы еще раз взглянуть на безжизненное но ставшее мне дорогим, лицо. И, едва посмотрев на снимок, я чуть не вскрикнул. Этого не может быть! На снимке я не увидел мертвое тело Мышки. На снимке на меня смотрела живая, красивая до умопомрачения Ольга. Несмотря на испепеляющую жару, по моему телу пробежал неприятный холодок. Я рассеянно вертел фото в руках, щупал его, нюхал и даже умудрился попробовать. Но при этом детективные способности так у меня и не проявились. Это была Ольга. И никто другой.

Фотография была великолепна и вполне могла стать блестящей победой моего друга. Мысли мои посте. пенно приходили в порядок. Значит Григ не обманул. Значит он действительно встречался в тот день с Ольгой. Значит лгала она и вся эта мерзкая шайка. Значит это подтасовка фактов. И не более. Я, сунув фото в карман широких штанов, решительным шагом направился к зданию прокуратуры. Мне непременно нужно было встретиться с этим знаменитым адвокатом и желательно – наедине.

Возле тюрьмы я проболтался около часа, но безрезультатно. Туда меня не допускали обаятельные охранники. Была ли там Ольга, я сам толком не знал. Но сердце мое подсказывало, что я ее должен скоро увидеть. Я уселся на лавку и упрямо решил ждать.

– Выйди, Ольга, выйди, выйди, – бубнил я вслух, пытаясь таким образом вызвать ее появления, вспомнив, что в это утро мне как-то крупно везло с материализацией мысли. Но на сей раз мой внезапно открывшийся талант почему-то подвел. Но я решил не сдаваться.

И вдруг я увидел своих старых знакомых. Меня не замечая и что-то горячо обсуждая на ходу, размахивая руками, гордо шествовали по улице Глебушка, его однорукая подружка и профессор в беретике. Я неслыханно обрадовался их появлению.

– Глебушка!!! – заорал, что есть мочи, я и бросился ему навстречу. Он шарахнулся от меня и побежал. Но я был первоклассным чемпионом по бегу и одним прыжком достиг Глебушки и цепко схватил его за плечо.

– Глебушка, смотри! – и я кивнул на здание тюрьмы. – Сейчас вот в этих воротах покажется красивейшая женщина, черноволосая, чернобровая в длинном сером плаще…

Глебушка испуганно таращился, как баран на новые ворота, и ворота открылись, и появилась Ольга.

– Ага! – ликовал я. – Вот видишь, Глебушка! Я же говорил!

Но однорукая подружка Глебушки не разделила моей радости, тут же ухватилась за бармена и пискляво затараторила:

– Ты, Фил, эгоист. Глебушка нечего глазеть на этих крашеных девиц сомнительного поведения. Ты бы, Фил, лучше сказал, что наш ресторан завтра утром станет самым процветающим в городе.

А профессор при этом как-то неестественно кашлянул и промямлил:

– А мне, если можно, немного. Всего лишь малюсенькая поездочка на Кипр. На симпозиум. Это такая мелочь.

– На Кипр? – машинально переспросил я, не выпуская из поля зрения Ольгу. – На Кипре же уйма крокодилов. Они опасны!

И я, не слушая гневные выкрики и умоляющие просьбы в мой адрес, поспешил навстречу адвокату.

– А, Фил, – улыбнулась она мне ослепительной улыбкой и протянула руку. – Кого-то ждете? Надеюсь, не своего друга – это совершенно напрасно. Он гораздо лучше себя чувствует у нас, чем на свободе.

– Я жду вас, – я в ответ улыбнулся самой обаятельной на свете улыбкой. Мне она тоже, черт набери, нравилась, как и это чучело Ричард.

– Меня? – она расхохоталась, обнажив невероятно белые зубы. И встряхнула длинными черными волосами, на которых весело играли солнечные лучи. Я уже почему-то не сомневался, что именно она приложила руку к падению моего друга. Но зачем?

– Ольга, а у меня есть для вас небольшой, но приятный сюрприз. Кстати, смею заметить, что вы чертовски фотогеничны. Жаль, что вы так и не сумели открыть свое признание. Ваше признание – быть актрисой.

И я, медленно пошарив в кармане, выдерживая загадочную паузу, вытащил из широких штанов фотоснимок и, не глядя, протянул Ольге. Она взяла его из моих рук и, уже нахмурив свои густые угольные брови, произнесла: