Елена Сазанович - Циркачка (киносценарий)

КАПА: Как ты всему веришь, ПАГАНИНИ. Как ребенок. Представляю, как ты вообразил, будто кладешь свежие розы на мою могилу.

Она вновь рассмеялась.

Тут ПАГАНИНИ не выдержал, рванул к ней и замахнулся. Со всей силы ударил ее по лицу. Она лишь покачнулась.

ПАГАНИНИ (сквозь зубы): Дрянь.

И еще раз ударил.

Она закрыла глаза. Она еле слышно считала удары.

КАПА: Раз, два, три, – она замолчала. Ни один мускул не дрогнул на ее хладнокровном лице.

ПАГАНИНИ за роялем. Он ударял по клавишам со всей силы. Со всей злостью и ненавистью. Считая вслух аккорды:

ПАГАНИНИ: Четыре, пять, шесть.

Закрытые глаза Капы. Ее спокойное лицо. Она считает удары:

КАПА: Семь, восемь, девять.

ПАГАНИНИ за роялем с еще большей силой стучит по клавиатуре:

ПАГАНИНИ: Десять, одиннадцать, двенадцать.

Лицо Капы мертвенно-бледное. С глаз текут слезы. Еще один удар:

КАПА: Остановись, ПАГАНИНИ.

Он опустил руки.

ПАГАНИНИ за роялем. Еще один удар по клавишам.

Из глубины аудитории раздается властный приказ учителя.

УЧИТЕЛЬ: Остановись, ПАГАНИНИ!

Он опускает руки.

УЧИТЕЛЬ сидел нахмурившись. Крепко сцепив перед собой тонкие, почти прозрачные пальцы.

УЧИТЕЛЬ: Да, возможно, ПАГАНИНИ. Это лучше равнодушия. Музыку можно делать злостью, даже ненавистью. Как ни странно, но иногда она выходит более красивой, чем музыка от любви. Но запомни, ПАГАНИНИ. Эта злость, эта ненависть – она не от сердца музыканта. Она от минутной слабости, от минутного бессилия. Она временна. И не ее место обязательно вновь придет любовь. Сердце музыканта всегда должно быть открытым. Всегда любящим. Честным и чистым. Иначе он никогда не сочинит хорошую музыку. Никогда. Музыку можно рождать минутными порывами злости. Но исполнять со злостью ты не имеешь права. Звуки – удары сердца музыканта. Со злым сердцем нечего делать за роялем. Злым сердцем можно только совершать преступления. Ты меня понял?

ПАГАНИНИ так и не поднял головы.

ПАГАНИНИ: Мне так тяжело, учитель.

УЧИТЕЛЬ: Я знаю, но это не повод для ненависти к музыке.

ПАГАНИНИ: Я понимаю, учитель.

УЧИТЕЛЬ: Уже совсем, совсем скоро конкурс. И ты обязательно его выиграешь, мой мальчик. Ты прославишься на весь мир. У тебя хорошее сердце, я знаю. У тебя сердце настоящего музыканта.

ПАГАНИНИ и ВИКА появились в дверях ресторана.

Все на них тут же обернулись.

Они удивительно не подходили друг другу. Ярко накрашенная красавица ВИКА в меховом манто, из-под которого выглядывало серебристое платье. И ПАГАНИНИ, небритый, помятый, в потрепанном пальто, напоминающий скорее бродягу, чем музыканта.

Он вызывающе взял ее под руку и, глядя на нее снизу вверх, что-то горячо шептал.

Они гордо прошествовали вдоль зала.

Викины огромные каблуки при этом демонстративно постукивали.

Голос Влада: А ты, ПАГАНИНИ, зря времени не теряешь.

Они услышали голос за своей спиной. И оглянулись.

За столиком у окна сидел ВЛАД. Его глаза пьяно блестели. В руках он сжимал бокал, словно боясь уронить. А рядом с ним сидел совершенно трезвый ГРИШКА и сочувственно пялился на Влада. Перед его носом стоял нетронутый бокал вина.

ПАГАНИНИ с Викой уселись рядом с ними.

ВЛАД (выпив залпом вино): А ты, ПАГАНИНИ, зря времени не теряешь!

ПАГАНИНИ: А я, ВЛАД, честно говоря, думал, что ты уже давно купаешься в Красном море рядом с очаровательной русалочкой.

ВЛАД (громко стукнув кулаком по столу): Все к черту! К чертям собачьим!

ГРИШКА (прикоснувшись к его локтю): ВЛАД, ну пожалуйста, ну успокойся.

ВЛАД (покачнувшись на стуле): Представляешь, ПАГАНИНИ. Все блеф! Все – полная чушь! Все ерунда! Представляешь! Не было никакой русалки!

ПАГАНИНИ (придерживая его стул): Очередное воображение аборигенов?

Он отрицательно покачал головой.

ВЛАД: Нет, ПАГАНИНИ, всего лишь – иллюзия мира, лунной ночи, игра света. А рыба действительно симпатичная. Чешуя – золото. И морда вытянутая. А глаза круглые, как тарелки.

ГРИШКА: Знаешь, ПАГАНИНИ, свет луны и огни плывущих кораблей создают иногда особый световой эффект. При особом ракурсе. Эта рыба, как она называется, ВЛАД? Ах да! Прыгунья! Так вот… Она очень высоко прыгает над водой, отсюда ее название. И в искусственно созданном световом поле создается иллюзия ее удивительной, почти божественной красоты.

ВЛАД усмехнулся. В его глазах скопились пьяные слезы.

ВЛАД: Ничего в мире нет, старики! Ничего! Весь мир – пустота. Весь мир заполнен ложью, иллюзиями, изменами и предательством. Ничего, ничего нет! (он закрыл лицо руками и покачнулся). А я ее все-таки видел. Вы мне верите, старики? (он поднял красное, опухшее лицо). Золотая чешуя, длинные волосы и лицо – ангела. Неужели это всего лишь мираж? Всего лишь обман зрения? И почему, почему кроме миража и иллюзий в мире ничего не остаётся? Господи! Я так не хочу! (он вновь со всей силы ударил кулаком по столу).

ВИКА перехватила его руку.

ВИКА: ВЛАД, ну успокойся, ВЛАД. Если твое воображение способно на такой образ… Поверь, ВЛАД, это уже не пустота.

Но ВЛАД ее не слушал. Он бессмысленно смотрел на бокал. И тут же мгновенно его наполнил.

ПАГАНИНИ (мрачно): Его нужно увести.

ГРИШКА кивнул. И, наклонившись к Владу, что-то горячо зашептал ему на ухо.

ПАГАНИНИ с Викой направились к выходу.

ПАГАНИНИ и ВИКА идут под руку, по тротуару.

ВИКА: Странно, я всегда была уверена, что ВЛАД реалист. И любитель всего лишь игры слов, но не игры воображения.

Мимо них по тротуару промчалась машина. Они успели отскочить в сторону. Оглянулись.

КАПА юркнула в подворотню.

ПАГАНИНИ крепко прижал Вику к себе. И поцеловал в щеку.

ВИКА: Ты что, ПАГАНИНИ?

ПАГАНИНИ: Иди, ВИКА, иди и не оглядывайся! А лучше всего обвей мою шею руками!

Она рассмеялась и крепко прижалась к нему.

ВИКА: Неужели она додумалась до этого?

ПАГАНИНИ: Она додумается, до чего хочешь. Поверь моему горькому опыту. И я не удивлюсь, если ты скоро прочтешь в газетах речь над гробом безвременно погибшего товарища. Который так и не успел стать Шопеном. Зато навсегда остался ПАГАНИНИ.

ВИКА: Ну, от руки возлюбленной не каждый день погибают! Считай, что тебе повезло.

ПАГАНИНИ: Пусть повезет кому-нибудь другому. С меня хватит!

Он резко оглянулся. И мигом бросился за угол дома.

Но вдалеке лишь мелькнули беленькие кеды.

Полный хаос. Чертежи на столе. (?)

ГРИШКА стоял возле зеркала.

ВЛАД ему повязывал галстук.

ГРИШКА сиял от счастья. Его круглые очки свалились на пол.