Владимир Фомичев - Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская

Пока же я ещё находился в палате, и мне уже разрешили вставать и ходить. Поздно вечером я подходил к кровати Дворкина, незаметно брал несколько назначенных ему таблеток и солидным, доверительным голосом сообщал ему: «Вот, у меня есть импортные таблетки». Дворкин тут же оживлялся и просил дать ему эти таблетки. Я, после небольшого монолога о пользе и целительных свойствах этих таблеток, давал ему пару его же собственных таблеток. Он тут же запивал их, после чего я уверенным внушительным голосом говорил ему: «Вот теперь Вы будете хорошо спать до утреннего подъёма». Так потом всё и получалось. Дворкин всю ночь спал, не звал никакую медсестру и совершенно не беспокоил своих сопалатников. Когда же меня выписали из больницы в санаторий, Дворкин по ночам вызывал уже не медсестру, а призывал только меня. Вот тогда его и вывезли на его кровати. В коридоре этот бедолага, отринутый от палаты, вставал самостоятельно, чтобы сходить в туалет, падал (а он телом был грузный), но наконец Господь не выдержал и призвал его к себе. Обо всём этом проинформировал меня Находкин – бывший сопалатник, который через две недели также приехал в санаторий.

Чем ещё я засветился в палате, когда там лежал, – так это тем, что помогал решать кроссворды всему этажу. Сначала эти «кроссвордники» заходили в палату, там кто-нибудь указывал на мою кровать, и они непосредственно мне задавали вопросы, потом стали делать проще: открывали дверь и выкрикивали вопросы. Получив ответ, записывали и спрашивали: «А вот тут ещё из одиннадцати букв».

После длительного пребывания в больнице меня на машине скорой помощи перевезли в подмосковный санаторий с поэтическим названием «Шишкин Лес». Нельзя не сказать несколько фраз о самом этом санатории. А точнее – о моём там пребывании.

Меня по прибытии туда из предосторожности поселили в двухместную палату, которая была оснащена медицинским оборудованием для экстренной помощи – на всякий случай. Другую кровать отвели хирургу, у которого был совершенный пустячок, из-за которого тот попал в кардиологию, а явился этим пустячком микроинфаркт, что действительно является пустячным после крупноочагового или обширного инфаркта, не говоря уж о трансмуральном инфаркте, как бы «короле всех инфарктов». Знакомство с моим однопалатником-хирургом произошло вечером, сразу же по прибытии.

На другой день после утреннего врачебного обхода мой новый знакомец предложил мне прогуляться: «Да тут недалеко, до посёлка Шишкин Лес». Я хотел спросить: а чего я там не видел? Но, подумав, решил, что подобная экскурсия по зимнему лесочку-парку мне может быть только полезной. И мы пошли в Шишкин Лес. Я от долгого лежания совершенно отвык от пешей ходьбы, и это путешествие показалось мне утомительным. Догадываться о цели нашего похода мне долго не пришлось, так как мой новый товарищ хирург сразу же привёл меня в местный гастроном. А если ещё конкретнее – в винный отдел.

Он остановил меня перед витриной, где громоздились бутылки с водкой, и тоном радушного хозяина спросил: «Ну, что будем брать?». Ощущая такую отеческую заботу от своего нового друга, я, чтобы не огорчать его отказом, заказал бутылку «Сибирской», которую только что начали выпускать в импортной упаковке по 0,7 литра и, что очень немаловажно, с завинчивающейся пробкой. Бутылку, которую мне беспрекословно выдали, сразу же схватил хирург и положил в свой карман. Мне же он предоставил только расплатиться за «Сибирскую». Я прикупил также пачку сигарет «Столичные». Взяли мы ещё что-то рыбное для закуски. На ужин мы не пошли совсем, а сразу же после вечернего врачебного обхода накрыли свою поляну.

Вся инициатива полностью исходила от моего приятеля. Используя свой авторитет доктора, он доказал мне простую истину, что, пользуясь моментом, нужно испытать, достаточно ли наши организмы зарубцевали наши инфаркты. И если это произошло некачественно, то в этих условиях нас могут откачать. А если всё нормально, как полагается – то мы можем считать себя вполне здоровыми, готовыми к жизненным перипетиям. Эта проверка меня не очень впечатлила и вдохновила. Выпили мы по первому стаканчику. Я закурил сигарету, немного посидел, наблюдая за своими ощущениями, потом отодвинул всё это своему, теперь уже можно сказать, собутыльнику, и на его вопрос: «Ну, ты как?» ответил:

– Ничего, всё нормально, но я больше не хочу.

Своим отказом я, очевидно, не огорчил его, а скорее порадовал, так как всё оставалось теперь ему одному.

Чуть позже я утвердился во мнении, что подобные выпивки для многих вовсе не являются каким-то там нарушением режима, лишь бы было желание и было на что. Тут, как когда-то сказал поэт, «смерть придёт и равно скосит трезвость и веселье, потому, о други, выпьем водочного зелья».

Один из пациентов санатория мне пожаловался, указывая на свою область груди: «Всё сегодня болит у меня». И на мой наивный вопрос «А что врачи говорят?» досадливо отмахнулся: «Да я вчера так с приятелями своими надрался, что упал на спинку кровати».

По прошествии некоторого времени как-то раз в метро я встретил своего приятеля-хирурга, и он сразу же спросил меня:

– Ну, ты как – потребляешь?

– Нет, я сейчас не пью и не курю.

На мой ответ тут же среагировала его жена:

– Вот видишь, как самостоятельные люди поступают! А ты….

Я не дослушал её, так как была моя остановка и я вышел.

За время своего больничного и санаторного пребывания я вёл малоподвижный образ жизни, помня наказ профессора Долгоплоска вести себя, особенно в первое время, ну хотя бы первый год после больницы, осторожно, не напрягаясь, не волнуясь. Это предостережение не было излишне, так как соответствовало классической традиционной медицине. К новым веяниям, новым разработкам скорой реабилитации постинфаркта доктор Долгоплоск относился, мягко выражаясь, скептически, предавая эти новые западные наработки своей академической анафеме.

Получил я также информацию о своём друге-«африканце», которого сразу перевезли в кардиоцентр, где после применения новых методов лечения инфаркта миокарда у него (или, правильнее, с ним) произошёл летальный исход.

Меня же на специально оборудованной машине после окончания курса реабилитации в санатории привезли домой. Пока я отлёживался в больнице и в санатории, был построен новый мост через Москву-реку, но привезли меня домой пока по старому маршруту. Я с трудом опознал свой дом, в который не так давно переселился. Хотя появилась очень большая возможность переселиться в мир иной.

Растолстевший от малоподвижности, очень неловкий, я кое-как выбрался из этого санитарного автомобиля.