Александр Самойленко - Долгий путь домой

– Да-a, это тебе не пирожками в Белом доме торговать.

Перед домикомМарии Владимировны, от калитки до крылечка, по сторонам дорожки цвели яблони. Грим проворно перетаскал из машины в дом пакеты с покупками, закрыл за собой дверь и облегченно привалился плечом к дверному косяку. Мария Владимировна прошла в комнату, выложила из сумки в центр стола банковские документы, пакет с остатками рублей, накрыла всё это своей шикарной шляпой.

– Вот именно! – сказал Грим, улыбнувшись. – Дело в шляпе, Машенька!

– Поживем-увидим, – рассудительно ответила она. – Что дальше?

– Дальше? Дальше, Бог даст, будем жить долго и счастливо. Это в среднесрочной перспективе, – весело сказал Грим. – А в данный момент я почищу селедочку, пожарю картошку, а ты отдохни пока…

– Шустрый ты, Ваня, не по годам! – поддела его Мария Владимировна. – Кто же чистит селёдку-картошку в таком облачении! Давай-ка сначала снимем все эти лапсердаки, оденемся по-человечески. Иди в ванную, а я здесь…

…Гримв своем белом китайском ширпотребе чистил картошку, Мария Владимировна в домашнем халате до пят, поглядывая на его кулинарную сноровку, готовила к жарке купленные формовые котлеты. Грим виртуозно нашинковал соломкой картошку, высыпал её в раскаленное масло на сковороде и взялся за селедку.

– Ты, Машенька, теперь на котлетах и на картошке, а я погружаюсь в грязные селедочные работы. Но… ты позволишь мне стопку водочки, с устатку, так сказать?

– Ставлю в известность на будущее, я водку не пью, – Мария Владимировна поставила на стол стопку и бокальчик, протянула ему штопор. – Мне немного вина.

Воодушевленный таким взаимопониманием, Грим метнулся к пакетам, выставил на стол поллитру и бутылку муската. Разлил, поднял рюмку, смущенно откашлялся, соображая, что сказать, приличествующее моменту. Положение спас огромный черный зеленоглазый кот, бесшумно прыгнувший из сада на подоконник открытого настежь окна.

– Прошу знакомиться. Бегемот! – сказала Мария Владимировна. – А это Ваня, – сообщила она Бегемоту. Кот мяукнул, что, скорее всего, означало: поживем-увидим, что ты за Ваня такой!

– Машенька, у меня родился тост, тост-просьба, можно? – вдохновился Грим. – Ситуация получается какая-то… литературная. Он Бегемот, я Ваня, Ваня-дурачок. Согласись, неавторитетно как-то. Называй меня, пожалуйста, Грим. Я же всю жизнь гримером был, меня в театре так и называли, Грим. А я будут звать тебя Машенька.

– Бегемот, это Грим! – сказала коту Мария Владимировна. Кот опять мяукнул, что, на сей раз, наверное, означало: чёрт с тобой, Грим так Грим. Главное, чтобы человек был хороший.

– Почему нет? Грим – это даже красиво! Тем более что, судя по твоей изобретательности, ты отнюдь не Ваня-дурачок. Вот за это и выпьем!

Они поели, выпили еще понемногу. Грим всё разглядывал обиталище Машеньки, в котором было непросторно, но и не тесно. Даже для двоих. Заметив, что Грим уже не ест, она положила перед Гримом банковские документы, карточку и села напротив.

– А теперь расскажи-ка мне, что это всё было? И вообще, ты кто такой?

– Кто я такой… – Грим помолчал, раздумывая над вопросом, действительно, а кто я такой?! И не зная, как и с чего начать, сказал: – Ну, я пенсионер…

– Оч-чень убедительно! – усмехнулась Машенька. – Пенсионер, бегающий по городу с мешком евро! На-ка тебе, пенсионер Грим, еще стопку водки, и давай как на духу. Коли в дом ко мне пришел. Давай-ка, рассказывай по-человечески…

– Я всю жизнь в театре проработал, гримером… – медленно начал Грим, подбирая слова, вспоминая, стараясь говорить только о главном и быть точным. Он говорил о том, как его выгнали из театра за ненадобностью, как потерял жену, сына, квартиру и жил в кладбищенской конторе у знакомого. Упоминать склеп графа Грушницкого он воздержался из боязни совсем перепугать Машеньку. Сказать ей, что он квартировал в могиле совместно с черепом её владельца, это было уже слишком. Рассказал, как зарабатывал в школах на жизнь сценическими образами известных личностей, как уволок из-под носа бандитов два миллиона евро… И еще рассказал, как, случайно увидев её однажды, приходил потом к блошиному рынку, становился поодаль и смотрел, смотрел на неё, не решаясь подойти, заговорить. Больше года, наверное, прошло, пока насмелился, уже невмоготу стало, подошел, вроде как прицениться к её вышивкам.

– Остальное ты знаешь, – Грим кашлянул, глотая возникший в горле ком. – И вот я перед тобой. Извини, если что не так… – Как бы очнувшись после своего рассказа, он робко взглянул на Машеньку. Она, нервно сжав в кулаке ворот халата, смотрела на него с испугом в глазах.

– Для одного человека столько горя… Ничего, поживем вместе, Бог даст, затянется помаленьку. Со временем… Ты мне сейчас вот что скажи. Ты зачем мне допуск к этим деньгам дал? Это как-то странно… Что это значит?!

– Ничего странного, – Грим пожал плечами. – Если мы вместе, то и деньги эти общие. Что тут непонятного?

– Общие деньги это хорошо, – задумчиво сказала она, отведя глаза в сторону. – Когда вместе…

– Ты что, не рада? – спросил Грим.

– Ну почему же, – спокойно сказала она. – Когда есть деньги, жить можно… А где ты прятался, когда на меня смотрел? – вдруг закокетничала она. – В кустах, да? Тайный воздыхатель в кустах! – она засмеялась. – Ладно, давай лучше банковские бумаги посмотрим, что они там написали.

Они сели рядом, плечо к плечу, водрузили на носы очки, склонились над документами. И Грим, едва глянув в них, вскинул брови, вздрогнул. Осторожно, будто приближая палец к разъяренной кобре, показал на графу «Ф.И.О» в её допуске к счету.

– А что они тут написали?!

– Хм-м! Что в моём паспорте указано, то и написали, Мария Владимировна Грушницкая.

Грим схватил со стола её паспорт, дрожащими пальцами раскрыл его, прочитал, перевел взгляд на банковские документы, побегал глазами туда-сюда с паспорта на договор…

– Э-э-э… А там, на кладбище, я видел, тоже такая фамилия есть…

– A-а, так это мой прадед там похоронен, – сообщила Машенька. Грим тупо уставился на Машеньку.

– То есть ты хочешь сказать, ты… ты что, его правнучка? Ты графиня Грушницкая?!

– Ну да! – Она опять раздражилась. – А что тут такого? Какое это имеет значение?!

Грим прошептал:

– Ё-мое… – и конвульсивно хватаясь пальцами за скатерть, упал со стула в беспамятстве. На лицо ему полетели со стола их паспорта, банковские документы. Она поглядела на валяющегося на полу Грима и панически ойкнула.

…Из всех человеческих способностей воспринимать мир к Гриму сначала вернулись обоняние и слух. Он уже лежал головой на подушке, рубашка его была расстёгнута на груди. В комнате воняло нашатырным спиртом и валерианой. Грим вдыхал эту бодрящую его вонь и слушал голоса…