Александр Самойленко - Долгий путь домой

– Мария Владимировна, вы ему нос пальцами зажмите, он сразу очухается!

– Веник, что за варварство! Человеку и так плохо, а ты предлагаешь ещё и дыхания его лишить!

– Не-е, никакого варварства. Мы в бою всегда так делали, если с кем обморок случался. Он сразу рот откроет, начнет дышать полной грудью и очухается. Зажмите ему нос, я вам точно говорю!

– Ну ты гад! – слабым голосом, но вполне отчетливо сказал Грим с еще закрытыми глазами. И добавил угрожающе: – Я вот тебе дверью кое-что зажму, ты у меня знаешь как задышишь полной грудью!

– Очухался! – радостно воскликнула Машенька, приподняла Гриму голову, сунула ему ко рту стаканчик. – Выпей-ка!

На слово «выпей» Грим отреагировал мгновенно.

– Вот это мне сейчас не повредит!

Все еще не размыкая глаз, раскрыл рот, в который Машенька ловко вылила зелье. Грим глотнул, разочарованно скосоротился, в стаканчике были капли валерианы. И открыл глаза. Позади Машеньки, из-за её плеча, на него с любопытством глядел мордатый мужик с торчащими по сторонам большими круглыми ушами. На шее у него болтались, как бублики на шпагате, нанизанные багетки.

– Ты кто? – спросил Грим.

– Я Веник, – радушно ответил мужик, радуясь тому, что Грим очухался.

– Ты откуда взялся?

– А я графине багетки принес, гляжу, а вы здесь на полу лежите. Очень вы графиню напугали!

– Извини ради Бога, – сказал Грим. Она только махнула рукой.

– Экий ты впечатлительный. Ну, вставай потихоньку, я тебе для бодрости водочки налью.

Грим поднялся с пола, постоял, проверяя свою устойчивость, и опустился на стул. Она поставила перед ним стаканчик, на этот раз с водкой. Грим поцеловал ей руку, спросил мужика:

– Будешь?

– Можно. Только мне маленькую, – мужик отчего-то всё время радовался. – А то я и так на ногах не стою.

Грим оглядел его, одетого в заношенные камуфляжные штаны и блеклую от времени тельняшку, и только сейчас обнаружил, что он весь какой-то… переломанный. Правое плечо, подпертое костылем, торчало выше другого. Левой рукой мужик налегал на палочку, упирая её в пах. И левая нога его была кривая, дугой, от бедра до щиколотки, ступня в ортопедическом ботинке смотрела пальцами внутрь… Что не мешало мужику передвигаться довольно бойко. Он выставил здоровую правую ногу с опорным костылем вперед, подтянул к ней остальное тело, сделал еще шаг и ловко сел за стол. Мария Владимировна поставила перед Веником рюмочку и присела рядом с ними. Грим ловко, ровно до краев, плеснул ему из бутылки, поднял свой стаканчик.

– Ну, давай знакомиться. Веник это что значит? Имя такое?!

– Ага! – опять обрадовался мужик. – Это меня батя так назвал!

– Батя, это твой отец что ли?

– Не-е, батя – это наш комбат. Отец меня Вениамином нарёк. А батя сказал, для удобства будешь Веником. Это которым подметают!

Грим уважительно пожал руку мужику.

– Рад познакомиться, Вениамин. Я – Грим.

– А я тут по соседству живу, с матушкой, – вдохновенно затарахтел Веник, – багетки графине делаю. Она в них свои акварельки вставляет и продает. Это мы так кормимся! Ну я пойду, пока меня с рюмки не повело. – Он снял с шеи бечевку с багетками, положил их на стол, начал вставать. Мария Владимировна протянула ему пятьсот рублей. Веник принял их с благодарным поклоном, сунул в карман, и однообразно дергаясь – смотреть было жутковато – как на веревочках кукла марионетка, двинулся к двери.

– Это он когда в Чечне воевал, в спецназе, на пехотную мину наступил… – сказала Машенька. – Так-то он не веселый, куда уж тут веселиться. Это он от контузии после взрыва такой стал, будто радуется всему. Даже когда плачет, вроде как радуется. Таких тут человек двадцать, покалеченных, их батя этот собрал в организацию, что-то они делают. По начальству ходят, просят, письма коллективные куда-то пишут… Ужас.

– Человек двадцать? – уточнил Грим. Поразмыслил о чем-то и сказал задумчиво: – Жалко ребят. А спецназ – это хорошо…

Ровно в шесть вечера, сразу после окончания рабочего дня, Клычов подъехал по месту прописки Ивана Петровича Сидорова – того самого человека, который с утра пораньше продал в обменниках четыре купюры евро по пятьсот каждая. Клычов был уверен, что он нашел того, кто непостижимым образом спёр у него из-под носа предыдущим вечерком кейс с двумя миллионами лядовских евро. Теперь осталась самая малость – прижать этого Ваню и забрать деньги. Если отдаст сразу, хрен с ним, пусть живет дальше, надо будет только припугнуть как следует – до ужаса, чтобы до конца дней своих молчал и вздрагивал. А если начнет дурочку ломать, типа о чем речь, мужики вы чё, какие деньги… На этот случай Клычов прихватил пару своих мордоворотов. При таком повороте дела они должны были отвезти этого Ваню на кладбище, на то самое место, и уж там этот Ваня отдал бы всё, сначала деньги, а потом и душу. А они потом отдали бы Ваню Михалычу – в подкладку.

Он терпеливо ждал, наблюдал, кто входит в подъезд… Место прописки этого Вани – пятиэтажная «подкова» с ухоженным внутренним двором – вызвала у Клычова мимолетное недоумение, слишком уж престижный дом для такого… хмыря. Это был так называемый в городе театральный дом. Его прозвали так потому, что отчасти он был похож внешней дугой на сцену, и еще потому, что в этом доме к юбилею областного драмтеатра получила квартиры почти вся театральная труппа.

– Артистом, значит, будешь у нас! – вслух обозвал Ваню Клычов.

Было уже начало восьмого. За время наблюдения в подъезд вошли несколько мужиков, Клычов прикинул, что два их них могли быть тем, кто ему был нужен. Он вышел из машины, махнул рукой своим людям – за мной! – и вошел в подъезд. Квартира номер «35» была на втором этаже. Клычов отметил, что в квартиру ведет стальная дверь, инкрустированная кованым рисунком из бронзового прута, укрепленная двумя мощными замками, против которых обычная болгарка даже с алмазным диском будет бессильна.

– Успел уже! – оценил дверь мордоворот. Клычов поначалу не сообразил, о чем речь.

– Чего успел?!

– Я говорю, ночь только прошла, а он уже вон как… забаррикадировался!

У Клычова ёкнуло под сердцем – что-то тут не так, не могло быть такой квартиры и такой шикарной двери у этого Артиста Вани. Звонок огласил квартиру соловьиной трелью. Внутри по коридору прошаркали тапки, клацнули замки и на пороге, перед Клычовым, нарисовался управляющий лядовским рестораном восточной кухни Данияр, в узбекской тюбетейке, с голым пузом и пиалой чая в руке. Тот самый, у которого Лядов и Клычов встречались утром после этого дикого вечернего ограбления и откуда Лядов подался к своей Матильде. На лице Данияра отразился сначала панический испуг, он меньше всего ожидал увидеть по месту своего жительства начальника СБ самого Лядова и за его спиной двух его бандюганов. Затем испуг сменился выражением бурной радости от столь внезапного появления дорого гостя.