Аякко Стамм - Право на безумие

– Заплатите за нас, – почему-то обратилась она к вошедшему за ней мужчине и сама поразилась этой своей смелости … и наглости. – Пожалуйста… Нам очень нужно ехать.

Но случайный попутчик даже не удивился такой неожиданной просьбе, будто для него это была обычная бытовая практика. Всё ещё виновато улыбаясь, он заплатил за троих, все прошли в салон и расселись на свободные места, которых почему-то оказалось в избытке. Будто не Москва. Будто не вечерний час пик. Будто в прошлой жизни, когда и населения в городе было в два раза меньше, и троллейбусов больше.

Тогда Москва была просто «не резиновая», а нынче даже не резиновая, а какая-то аморфная, растекающаяся во все стороны аки липучая, засасывающая смола. Девочка сразу же обосновалась возле окошка и погрузилась вниманием в пёстрое разноцветье столичного быта, уже подсвеченного неоновым сиянием витрин и вывесок.

– А как вас зовут, тётя? – услышала сквозь раздумье женщина.

– Нюра, – ответила та. – Только никакая я тебе не тётя, мы ведь подружки. Так что зови меня просто Нюра. Договорились?

– Ага. Договорились, – охотно согласилась девочка. – Вот приедем домой, я вам куклу подарю. Самую любимую!

– А куда едет этот автобус?

Женщина оглянулась. Сзади сидел, виновато улыбаясь, всё тот же мужчина, что заскочил вслед за ними, а затем оплатил их проезд. Судя по направлению его взгляда, вопрос был адресован именно к ней.

– Это троллейбус, – ответила Нюра. И тут же спохватилась, ведь её ответ ничуть не прояснял поставленного вопроса. Не показалось бы это неучтивостью, грубостью и хамством… Ведь если бы не он, ссадили бы их как зайцев.

Но тот даже не думал обижаться. Напротив, он рад был случаю поговорить с кем-нибудь.

– А мне без разницы… Я не местный, – мужчина подался вперёд, поближе к женщине, наверное для того, чтобы его лучше было слышно. – В смысле, мне всё равно куда ехать, я ведь так просто залез – катаюсь, Москву смотрю. Первый раз тут. Интересно. А Кремль будут показывать?

Нюра отвернулась. По большому счёту ей тоже было всё равно. Она была одна, сама себе своя…, уж который раз в этой жизни. Три года назад она отпустила Аскольда. Сама отпустила, лишь прочитав его тайные письма к другой женщине. И он уехал. Но через три дня вернулся. Теперь же, спустя три года она ушла прямо из театра, в который они отправились вместе, ушла сама, потому что не было никаких сил оставаться с человеком, который всё ещё любит другую. Тогда, три года назад Аскольду просто некуда было идти. Он помыкался, поскитался три дня и вернулся, попросил сдать ему угол хоть на кухне, хоть в прихожей. Сегодня перед ней многолюдная, пустынная, суетная, необитаемая Москва. Но она уже не вернётся. Некуда. Да и незачем.

«В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона». 54

Не в конце ноября и не утром вовсе, а тёплым майским вечером, когда самые верхушки московских билдингов ещё золотились прощальным сиянием заходящего солнца, а у подножья их уже сгущалась тьма… Когда предприимчивые коммерсанты и рестораторы зажигали в противовес угасанию дневного светила огни искусственные, привлекающие, зазывающие праздных гуляк в уютный гламур своих заведений. Когда ничто естественное всем нам не чуждо, особенно в такой час, ведь рабочий день закончен, а впереди прекрасный вечер и волшебная майская ночь. В это самое время бело-голубой московский троллейбус, а вовсе не зелёный петербургско-варшавский поезд на всех своих электрических парах мчался по беспрерывно шумящей, гудящей, метущейся в беспорядочном хаосе улице столицы России. Было по-летнему ясно и сухо, так что легко просматривалось на много-много шагов окрест, как за окнами троллейбуса ускоренными кадрами чужой киноленты стремительно пролетает неутомимая, не замирающая ни на минуту ни днём ни ночью Москва. Трудно было узнать в ней ту, свою, которую помнила и любила Нюра. Женщина будто только сейчас заметила, как неузнаваемо изменился облик родного, с детства любимого города.

«В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, – оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. Если б они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда» .

И ведь очутились же – вот в чём каверза случая. И пусть не полтора века тому назад, а именно сейчас, сегодня. Пусть не в третьеклассном вагоне, а в самом обычном троллейбусе. Пусть и не молодые вовсе… А главное тут, наипервейшее отличие от великого романа, что обстоятельство это весьма и весьма обычное, как бы в пику классику никакого особого значения для нашего повествования не имеет. Ну, очутились и очутились. С кем не бывает? Только для чего-то такое вот странное соседство двух абсолютно случайных людей оказалось необходимым. Для чего? А Бог его знает.

– Уф, душно-то как…

За своими мыслями Нюра не заметила, как мужчина – тот самый, что зашёл вслед за ними и оплатил их проезд – перебрался уже на освободившееся место напротив и сидел теперь, пристально рассматривая её. Это, конечно же, выглядело навязчиво и даже бестактно. В самом деле, он хоть и выручил их в сложной, весьма неприятной ситуации, но не означает же это, что она ему теперь по гроб жизни обязана, и он вправе ожидать от неё…, да Бог знает, что могло прийти в голову этому человеку. Люди должны бескорыстно, от чистого сердца помогать друг другу…, если они всё ещё люди. И такой же чистосердечной, искренней благодарности для них должно быть довольно. Почему же некоторые, оказав копеечную услугу, считают себя вправе рассчитывать на проценты, будто вкладывают добро на депозит в рост? А она поблагодарила…? Боже мой, она ведь даже не сказала ему элементарного «спасибо»! В растерянности, конечно, от расстройства, этот день вообще весь наперекосяк.

– Спасибо вам, – ответила Нюра невпопад. – Извините, что забыла поблагодарить вас. Вы очень меня выручили… Очень. Я непременно верну вам деньги… Знаете что, дайте мне номер вашего мобильного, и я переведу на него сумму, которую вы за нас заплатили.

– Да нет…, не надо…, у меня есть ещё деньги. Я ведь только сегодня приехал, не успел ещё потратиться. Вот только футболку купил… Я приехал в рубашке…, у меня есть рубашка, фланелевая, хорошая рубашка, новая,… вы не подумайте. Только в ней жарко, вот и купил футболку. Жаль что рукава у ней короткие, я люблю с длинными. Но с длинными не было в продаже, а в рубашке жарко, вот и пришлось купить с короткими… Хотя с длинными, наверное, тоже было бы жарко? Как вы думаете?