Аякко Стамм - Право на безумие

– Постой… Джучи? Как Джучи? – невольно произнесла женщина вслух. – Странно… Всё это очень странно…

– Мне женщина нужна…

– Что…?

Нюра очнулась. Прямо напротив сидел всё тот же гражданин и внимательно, без тени улыбки рассматривал её. Во взгляде его не было ни наглости, ни хамоватой самоуверенности, ни даже обычной фамильярности или развязности, только пристальное, вдумчивое изучение. Будто он хотел прочитать или хоть угадать в её чертах нечто важное для него. Только теперь женщина решилась тоже рассмотреть своего нечаянного знакомого. Не то чтобы он был ей интересен или чем-то привлёк её внимание, просто знакомство, как не уходи от действительности, состоялось и не спешило заканчиваться также внезапно, как и возникло.

На мужчине была надета упоминаемая уже ранее футболка – широкая, не по размеру, подчёркивающая худобу и какую-то нестандартность его фигуры, точь-в-точь какие употребляют часто подростки, что называется, на вырост. Но то, что годилось и вполне удовлетворяло бы юнца, не очень вязалось с образом человека взрослого, к тому же не молодого уже. А обладателя огромной футболки с короткими рукавами отнюдь нельзя было назвать молодым. На вид ему, как и Нюре, было что-то около пятидесяти, впрочем, выглядел он весьма моложаво. Роста он оказался немного выше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с лёгонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжёлое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо его было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, будто маска. В руках его болтался тощий полиэтиленовый пакет, в котором, как уже было озвучено, хранилась аккуратно сложенная фланелевая рубашка, на ногах отглаженные в стрелочку непонятного производства джинсы и старомодные, родом из семидесятых китайские кеды – всё не по-столичному.

– Мне женщина нужна, – повторил гражданин фразу, которую Нюра уже склонна была считать показавшейся ей.

– Что? Какая женщина? – недоумённо, всё ещё надеясь на слуховую галлюцинацию, переспросила Нюра.

– Самая обыкновенная… – красивая и добрая…, такая как вы…

Нюра от удивления и неожиданности раскрыла рот, желая сразу же и наотрез дать отповедь этому дерзкому нахалу. Но слова негодования никак не желали выстраиваться в правильные, убедительные, а главное утвердительные предложения, только разрозненно метались вокруг языка, спутывая его, сковывая коварным, предательским косноязычием. К тому же «красивая и добрая», хотя и не смело, осторожно, легохонько, но как ни крути, всё-таки несколько скрашивали «самая обыкновенная».

– Да вы что?! Что это вы себе позволяете тут, молодой человек?! – наконец вылупилось из раскрытого рта. – Да… как вам не стыдно… даже …?!

– Вот я так и думал… – перебил гражданин, – так я и предчувствовал…, что вы непременно увидите в словах моих какую-нибудь особую, нехорошую цель. Но, ей-богу, кроме удовольствия познакомиться, у меня нет никакой иной цели…

Взгляд его был настолько невинен в эту минуту, а улыбка до того без всякого оттенка хотя бы какой-нибудь затаённой пошлости, что Нюра вдруг успокоилась и как-то невзначай другим образом посмотрела на своего визави; вся перемена взгляда совершилась в одно мгновение.

– И вот, ей-богу же, – продолжал странный мужчина, – хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях и правилах, ни вообще как здесь люди живут, но я так и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Я и в женщинах-то ничего до сих пор не знаю… Вот вы, наверное, подумали, что мне женщина нужна непременно для секса? О нет! Нет! О, как вы ошибаетесь на мой счёт, уверяю вас!

Он уже говорил громко, с каким-то особым внутренним волнением и даже надрывом, которого вовсе не пытался скрыть. Он даже встал для убедительности и, отступив на шаг в проход между рядами кресел, продолжал, нисколько не смущаясь присутствием и невольным вниманием к его монологу других пассажиров троллейбуса.

– Мне не секс нужен от вас, вовсе нет! Если бы секс…, я бы никогда… ни за что бы не решился… вот так прямо сказать! Да что вы?! Да разве ж это возможно… вот так взять и сказать про секс?! Я бы ни за что… никогда!… уверяю вас… Я и секса-то никакого не знаю, и не было ничего… хм, наверно, поэтому…, и женщины никогда не было… Я лучше умру…, провалюсь лучше под землю, чем вот так вот!!! Уверяю вас… Не-ет… Со мной так нельзя! … Нельзя так…, без любви-то! … Да как…, как же это?! … Как же это возможно-то?!

Мужчина вдруг приблизился, присел на корточки рядом с Нюрой и заглянул ей прямо в глаза, в которых всё ещё жили, никак не высыхали насовсем в последние часы этого вечера слёзы.

– Вы расстроены? Я обидел вас? Простите же меня…, видит Бог, я не хотел, – говорил он еле слышно.

– Сядьте же вы, – сказала Нюра тихо. – На нас ведь смотрят все.

Он будто только сейчас сообразил, вспомнил, что они находятся в троллейбусе, полном уставших от трудовой вахты пассажиров. Гражданин медленно встал, озираясь по сторонам, виновато улыбаясь и прося прощения у всех, будто от их снисходительности зависела вся его будущность. Те улыбались ему в ответ, извиняли, сами извинялись за то, что стали нечаянными свидетелями его откровения, кое-кто даже тихонечко всплакнул. Мужчина сел на своё место и, отвернувшись к окну, затих.

Нюра смотрела на него теперь уже с интересом и никак не понимала, зачем ей всё это сегодня. А ведь для чего-то, для какой-то неведомой пока цели и девочка, и этот странный мужчина были ей нужны, специально оказались тут. Странно, очень странно было это внезапное осознание того, что не она им, а именно они ей нужны.

– Так и знал… – проговорил мужчина как бы сам в себе, потом кинул мимолётный взгляд на Нюру и, убедившись, что его слушают, снова уставился в окно, как ни в чём не бывало. – Так и знал, что срежусь… Ведь знал же, знал… Мммм.

Нюра молчала, продолжая наблюдать за странным знакомым. Теперь не только с интересом, но и со вниманием, поскольку уж если ЕЙ это нужно, то неплохо бы узнать, зачем. А впечатлительный гражданин будто догадался, будто только того и ждал, что молчаливого одобрения своего общества. Он резко подался вперёд, поближе к женщине и тихо, почти шёпотом, словно великую тайну продолжил свою исповедь.

– Я вообще никогда не знакомлюсь с женщинами… Не умею… Даже если хочется… Даже если нравится… и тянет… На меня словно ступор какой-то находит… и давит как мельничный жернов… Словно сила какая-то…, нет сразу две силы – одна к ней, а другая ни-ни, не смей… Нет, не умею я знакомиться с женщинами… Страшно…, а вдруг подумают…, вот как вы сейчас. Нет…