Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый

– А то, – дружно поддержали его остальные.

Через короткое время блестящая фирма «Билайн» загорелась.

Пожары теперь полыхали такие, что заспанные обыватели, высыпавшие на улицы, не знали, куда и кинуться. Затор из автомашин перед мостом только увеличивал панику. Весть о рухнувшем Октябрьском мосту вообще доконала ярославцев и на колокольни города полезли, не сговариваясь, духовные особы. Колокольный звон тревожным набатом зазвучал над городом, приводя многих в замешательство и ужас.

– Вот эта музыка по мне, – удовлетворенно кивнул Антихрист, – а то скучно как было, а тут и время пролетело незаметно. А кстати, сколько времени?

Маленький человечек вздохнул недовольный:

– Так уже половина первого.

– Стало быть, полчаса как двадцать второе декабря? – сразу погрустнев, осведомился Рыжебородый.

– А то, – печально, повесив головы, вторили ему его дружки.

– И конец света отменяется? – все не верил Антихрист.

Антихристы молчали, убитые новостью, они вздыхали и томились.

– Ну, так за это надо выпить! – оптимистично предложил Рыжебородый. – А конец света обязательно будет, не горюйте, братцы, эх, и повеселимся же мы тогда!

И все загудели, окрыленные предстоящим будущим, тронулись, не спеша, в полуночный магазин, чтобы накупив спиртное, отпраздновать так и не состоявшееся обрушение мира и выпить за будущее.

А в городе до утра еще пылали дома чиновников и воров, выли сирены, по тревоге были подняты все службы города. Полиция металась по дворам в поисках злоумышленников. Но злоумышленники уже растворились в позднем ритме города, превратившись в тени, став, до поры, до времени, никем и ничем, чтобы с очередным концом света вылезти партизанами из щелей и ям своих нищенских жизней и с нотой протеста ринуться крушить, поджигать, ломать…

Воробьи совершенно по-весеннему радостно чирикали, перелетая небольшими стайками с еще черных голых кустов. Случайные шмели, тяжело гудя, приставали к девицам, неосмотрительно нарядившимся в цветастые платья. Один нашел, залез с головой в огромный букет алых роз, что нес в обеих руках прифрантившийся, очень довольный собой и предстоящим счастливым событием мужчина средних лет, не больно красивый, даже напротив, совсем не красивый, а одутловатый, с красной рожей, по всему видать, пьяница. Только наличие красивого букета и привлекало к нему внимание женщин, они долго провожали пьяницу взглядами, пытаясь угадать, кому же он несет столь шикарный букет, может жене или любовнице? А глядя на его пропойную физиономию, всякая тут же понимала, что букет предназначен жене, станет такой мужик тратиться на дорогостоящие цветы для какой-то там «фурсетки». Проштрафился, ясное дело, пил где-то, а может и дома не бывал с неделю-другую… Сопровождаемый навязчивым роем мыслей прохожих и не менее навязчивым роем голодных шмелей дошел он до зашарпанного подъезда серой многоэтажки, таких в любом городе России понастроено великое множество, обломки былой цивилизации, разрушенной весьма предприимчивыми людьми… и пропал в черном зеве подъезда, будто и не был.

В прихожей шептались, тихий плач перемежался с едва слышным сморканием. В комнатах приготовлялись к выносу тела.

Он поспел как раз вовремя, чинно сошел по лестнице вслед за гробом и толпой скорбящих.

На кладбище, он, как и все бросил комок земли на крышку гроба, воткнул в свежий холмик свой букет роз и вышел к автобусу, где его уже поджидал брат:

– Доволен? – сразу спросил брат, хмуря брови.

Пьяница привычно расслабился, сделал невинное лицо.

– Мать квартиру тебе завещала! – буркнул брат, сунул ему ключи и отвернулся.

– Да! – обернулся он в следующую минуту, когда уже пьяница тронулся к автобусу. – Будь милостив, оставь нас с нашим горем в покое, а сам ступай прочь!

Ни слова не говоря пьяница уступил брату. Внутренне он смиренно кланялся, зная, что виноват, что поминки испортит своим неуемным пристрастием к спиртным напиткам. Похоронная процессия прошла мимо него. Он чувствовал, как из-под черных шляп и платков на него косятся близкие и дальние родственники, но не шелохнулся, давая им повод как следует себя разглядеть, весь превратившись в смущение и робость, актерствовать ему было не привыкать. Да и что такое, по сути, жизнь пьяницы? Правильно – вечная игра, только зрители, как правило, не особо рады этой игре…

Автобус захлопнул двери, газанул и пропал вдали. А пьяница вернулся к могиле матери. Постоял, подумал, огляделся и внезапно заметил на соседнем холмике целую бутылку водки. Закуску он тоже быстро нашел, куска черного хлеба оказалось вполне достаточно.

Пил долго, беспробудно. Просыпался иной раз ночью, вглядывался в звезды, сияющие ему с далекой высоты, и снова засыпал. Утром опохмелялся и ждал, сидя в засаде, следил за похоронными процессиями. Днем и вечером пил оставленную на могилках водку.

На девятый день после похорон родственники, согласно русской традиции, пришли помянуть мать и тут… брат вытащил его из кустов:

– Ты? – воскликнул он, с отвращением оглядывая страшную, всю в репьях, одежду пьяницы. – Так тут и остался?

Пьяница кивнул, кротко улыбнулся и, выскользнув из пальцев брата, бросил ему ключи от материнской квартиры.

– Оставь ее в покое! – негодовал брат. – Ты и после смерти возле нее ошиваешься!

Пьяница ничего не ответил, а лишь неожиданно быстро, на четвереньках, ускакал в буйные заросли кустов разросшихся по краям кладбища, прибежище голосистых соловьев и армии смертоносных клещей. Пьяница затих в этих кустах, более необнаруженный.

Родственники еще пошумели по поводу его неадекватного поведения, но все-таки ушли, оставив, все по той же русской традиции, стакан водки на помин души матери…

Прошел месяц. Пьяница жил на кладбище. Он устроил себе лежбище в кустах и глядел оттуда на рыдающих людей хоронивших своих близких, не приметный для окружающих. С наступлением вечера оживал, выползал из своего убежища, собирал спиртное, закусывал, чем бог послал, иногда наедался конфетками, иногда довольствовался кусочком печенья, а после уползал в свое логово бесчувственный к укусам комаров и клещей, отрубался до следующего дня.