Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый

– Офисность у вас в головах! Как на работе бездарщина, серятина, безликие белые обои, дипломы в рамочках, так и дома – обои белые, выключатели белые, кухня в стиле хай тек напоминает операционную, ванна с душевой кабиной, кабина занимает все пространство, зато в туалете включается мощная вентиляция, стоит только зайти, а над унитазом, на полке установлена ультрасовременная стиральная машина.

Тоже и в комнатах: мебель на заказ, узкие шкафы с подборкой одинаково оформленных книг в глянцевых обложках, серые диван с креслом, зато на компьютерном столе модный ультрабук, а рядом домашний телефон без определителя номера. Но с каким апломбом, как деловито вы разговариваете по этому телефону! Сразу видно сверхзанятых людей!

В другой комнате та же бездарщина: белые обои с претензией к серому цвету, безликая незапоминающаяся мебель, но обязателен громадный экран плазменного телевизора и несколько пультов на столе со стеклянной столешницей, при помощи одного из них вы задвигаете и раздвигаете серые шторы, но зато, вау, евроремонт, ноу-хау!

Также и ухаживаете за женщинами. Бездарщина овладевает вашим сознанием полностью и вы тащите предмет своего обожания в квартиру, стараетесь поразить ее обстановкой и модной мультиваркой, где вы готовите, по вашему мнению, роскошный ужин, но ужин бездарен, невкусен, как не может быть вкусна всякая еда приготовленная на пару. Мультиварки и пароварки – для язвенников, привыкших к ограничениям в пище, но причем тут женщина, которую вы притащили к себе в квартиру, известно с какой целью! Зато, к ночи вы достаете из шкафов дорогое постельное белье и подушки, набитые гречихой, а какое шикарное одеяло, белое с претензией в серый цвет вау, ноу-хау!

Один из сотрудников не выдерживает и опрометью кидается прочь из кабинета, через несколько минут он преподносит Ирине Сергеевне букет алых роз и она милостиво улыбаясь, садится, успокаиваясь, в кресло. Исподтишка, все смотрят на сотрудника, он немолод, старше редакторши лет на двадцать и лицо его горит красным кумачом, все догадываются, что описанная квартира принадлежит ему…

– О, деловуха побежала, даже не поздоровалась! – проворчала Елизавета Матвеевна. – И чего не сидится, не отдыхается? Муж у нее запойный, так она бегает, следит за ним, где бы, не перехватил стопку, доброхотов, готовых помочь, ведь много. А по мне, так пускай подыхает, сволочь пьяная, чем скорее сопьется, тем легче жить.

– Буйный он в пьянстве? – спрашиваю я и присаживаюсь рядом с Матвеевной, на дворовую скамейку.

– Кто?

– Так вот, муж ее.

– Нет! – категорично мотает головой Матвеевна. – Выпьет и спит себе, где придется. Однова иду в рань, за молоком к бочке, а он на ступенях разлегся, так за милу душу по его спине прошлась, словно королевна по ковру, он и не пикнул, пьян был мертвецки.

– Ненавижу я алкашей! – понизила голос до шепота Матвеевна. – Как бы не подслушали, шастают тут, будто зомби. Всю жизнь они меня окружают, гады вонючие. В советские времена, где только ни жила, даже БАМ строила, так эти алкаши и на стройку века проникли!

– Тяжело было строить?

– Чевой?

– БАМ?

– А, не-а, молодухой была, ветрянкой, песни пела, на гитаре брякала, дура дурой. Простыла там, в бараке жила. Приехала домой лечиться, а меня мать не пускает, говорит, против воли моей поступила, будто я замуж за алкаша выскочила. Ну, дали мне койко-место в общежитии при стройтресте, а после и вовсе на очередь встала за квартирой, доработала до прораба и получила свои ключи от новостройки. Сама, слышишь ты, дом, в котором живу и построила!

Она кивнула на малосемейку, что высилась неподалеку от нашей скамейки.

– Ну, а ваша мама, Елизавета Матвеевна? – спросила я.

– Мать-то? Перед смертью пришла, вся в извилинах.

– Как это, в извилинах?

– Морщинистая уж очень.

– Сюда, во двор притащилась и давай меня позорить, обзывать неблагодарной дочерью, блудой называла. Сама меня выгнала, а я осталась виноватой. Еще хорошо ребятеночка у меня не народилось.

– А мог?

– Мог, конечно, – закивала Матвеевна, – куда бы я с ребятеночком? А матери, что? Она и в детстве меня шпыняла, притесняла, в музыкалку таскала, чтобы я ее мечту осуществила.

– Какую?

– Пианисткой чтоб, а у меня пальцы короткие, какая тут музыкантша? Мучилась я, уж измучилась, – вздохнула Матвеевна, – еле-еле музыкальную школу закончила, да и на БАМ подалась, надоело, что мать за меня все решает.

– Где же она похоронена?

– А на городском кладбище, рядом с отцом я ее и устроила. Оградку недавно поменяла, чтобы место и для меня там нашлось, уж лежать так всем вместе…