Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том второй

Дул порывистый ветер, солнце скрылось за огромной лохматой тучей, наползающей с угрожающим рыком прямо на меня. Сарафан почему-то не одевался, руки тряслись от страха, с детства я боялась грозы. Панически, просто в ужасе едва завидев блеснувшую молнию, помчалась я через поляну к деревьям. Ветер бросился мне навстречу, растрепал косу. Я мчалась, прижимая сарафан к голой груди, трава и ветви хлестали меня по ногам, оставляя свежие царапины. Страх оказался так велик, что ничего, кроме черной неумолимой тучи, я уже и не видела. Бежала, бежала и налетела на мужчину. Он стоял, неподвижно наблюдая взбесившуюся природу и только чуть пошатнулся, когда я наткнулась на него. Поймал меня твердой рукой. Я посмотрела ему в лицо и задрожала, то был мой утренний незнакомец. В темных глазах его таилась усталость и понимание перед моим страхом. Он слегка улыбнулся, когда увидел, как я делаю судорожные попытки прикрыть сарафаном мое полуобнаженное тело. Да, я отскочила от него, но, не потому что испугалась его, о нет. Наоборот, мне было безумно трудно оторваться от его желанных рук. Да, просто мне стало стыдно своего вида. Здесь, в относительном отдалении я рассмотрела, наконец-таки чудо-мужчину. Он казался старше меня лет на двадцать, ему несомненно перевалило уже за тридцать пять. Это, наверняка был зрелый человек. И он смотрел на меня совершенно равнодушно, спокойным взглядом все испытавшего уже человека, так сказать, вполне самодостаточного. Из-под распахнутого ворота черной рубашки проглядывал серебряный кулон. Облегающие черные брюки четко обрисовывали красивые сильные ноги. На ногах у него красовались шнурованные с серебринкой ботинки. А в мочке левого уха висела серебряная серьга, схожая с капелькой росы на рассвете. Черной тенью мелькнул Ювинкум. Бабка, как видно обеспокоилась за меня. Знала, что я боюсь грозы. Ювинкум зацепился за ветку дерева и уставился с большой тревогой на незнакомца. Бесенок делал мне непонятные знаки, махал руками. Я смотрела не понимая, что ему нужно. Незнакомец медленно оглянулся, посмотрел вверх и Ювинкум отчетливо, испуганно пискнул, мгновенно испарился. Я осталась в недоумении. Незнакомец повернулся ко мне, внимательно посмотрел мне в глаза, усмехнулся. Руками быстро коснулся и уже в следующее мгновение я оказалась в его объятиях. Его губы мягко и нежно прикоснулись к моим губам. Я и сарафан-то выронила, все поплыло, закружилось вокруг. Тонкими пальцами он ласкал мою обнаженную грудь, не сводя пристального взгляда, не отпуская мое сознание ни на секунду. Я понимала, что что-то не так, но воспротивиться ему никак не могла. Я будто всю жизнь ждала только его и встретив, сразу узнала. Вся моя душа моментально бросилась к нему и утонула в его объятиях. Поцелуи его становились все горячее. И тут, я услышала его голос. Тихий и грустный, он напомнил мне спокойное журчание лесного ручейка и луч света, лежащий в пыльном полу заброшенной церкви.

– Кто ты? Лесная нимфа?

– Меня зовут Эличка.

Внезапно, он отшатнулся, удивленно вгляделся в меня:

– Так ты человек? – разочарованию его, казалось, не было предела. – Но ангелочек тебе знаки подавал?

– Это огненный моей бабки, – поспешила ответить я, впрочем, не отпуская его рук, просто вцепилась, но соображая, раз он такие вещи знает и духовные глаза у него открыты, значит, он необычный человек.

– А кто у тебя бабка?

– Колдунья.

Он сразу успокоился и приблизился ко мне:

– Стало быть, ты ведьмочка?

Я засмеялась:

– Теперь, моя очередь. Кто ты и как тебя зовут?

– Я? – Он задумался. – Пожалуй, ангел. А имя мое Аувей.

– А почему ты такой, как мужчина, а они, как дети? – вспомнила я про огненных.

– Мы разные. Они младшие, а я старший.

– Как понять?

– Так! – он улыбнулся моему недоумению.

Его улыбка оказалась светлой-светлой, даже в глазах веселые искорки пробежали. Вдруг он изменился в лице и враждебно уставился в чащу леса. Я посмотрела в ту же сторону и увидела бабку. Бабка стояла, подпираясь суковатой палкой. За спиной у нее томились все тринадцать огненных, они выглядывали то из-за плеча ее, то из-под локтя, но создавалось впечатление, что они страшно боятся моего возлюбленного да и она боялась, на лице у нее ясно читался страх.

– Чего тебе? – сурово воскликнул к бабке ангел.

– Оставь дитя! – попросила она и упала на колени, – неразумная она еще, не понимает. У нее даже силы-то пока нет!

Огненные тоже заголосили, запищали разом, встали на колени, просительно складывая ручки. Ангел строго смотрел на них. Я чувствовала, как он колеблется. Это мелькало и во взоре его, который он бросал то на меня, то на бабку, то на огненных.

– Я прошу тебя! – заплакала бабка.

– Мы просим тебя, господин! – вторили ей огненные.

И мой ангел пошатнулся. Он, сожалея, посмотрел мне в глаза, наклонился, поцеловал в губы, коротко, прощально. Повернулся и ушел в лесную чащу.

Не могу даже описать, что со мной произошло. Душа моя была объята такой тоской, что и не высказать. Я не могла понять, как он уступил моей бабке и покинул меня, ведь я просто не могла без него жить.

Туча уже грохотала над самой моей головой. Мелькали молнии, выхватывая по временам то испуганную моим поведением бабку, то мятущихся передо мной и вокруг меня огненных. Вместе с грозой я выла и неистовствовала, требуя у бабки вернуть мне моего любимого. А она только хватала меня крючковатыми сильными пальцами и тащила прочь из леса. Ей как-то удалось напялить на меня сарафан, огладить мои растрепанные волосы. Буря бушевала в природе, буря безумствовала в моей душе…

А спустя две недели золотые пылинки солнца танцевали на белой скатерти обеденного стола, на пузатом блестящем самоваре, на сервизных чашечках с блюдцами, на плетеной вазочке с горячими булочками. И так пылинки сверкали, переливаясь, что радостно стало на сердце, будто согрело его солнце.

Был ранний час. Бабка шумела у русской печки. По всей избе витали запахи шанег и любимой моей творожной запеканки. В доме было чисто-чисто, настелены были длинные цветные дорожки, по стенам развешаны вышитые цветными узорами белые полотенца.

Приезжали мои родители. И бабка страшно радовалась, что я наконец-таки уеду от нее. Очень она со мной намучилась за две недели слез и страдания, любовная лихорадка едва не убила меня. Я старалась не смотреть в сторону леса, старалась ни о чем не думать. Вся превратилась в зрение и с наслаждением наблюдала за суетой бабки.

– Не вздумай, кому рассказать, что, здесь, с тобой приключилось! – крикнула она мне от своей печки.

Я кивнула, улыбнулась ей успокоительно.

– И не вздумай в лес ходить или в парк, знай себе обходи все деревья стороной!

– Почему?