Артем Бочаров - Рекламная пауза (сборник)

Вторая песня в моём «талмуде», по которому я пел на танцах, была из «Машины времени»:

Я вполне освоился в роли чтеца – стоял прямо, уверенно, чуть откинув голову назад, с лёгкой поволокой во взгляде смотрел немного вверх. Левую руку я завёл за спину, а правой активно помогал себе – жестикулировал, отмеряя такты. Недаром мы занимались дирижированием!

С лица педагога заметно улетучивалась лирика, уступая место року, судьбе, неизбежности:

– Чьи это стихи? – заинтересовалась Жанна Фёдоровна.

– Андрея Макаревича, – чуть растерявшись, ответил я. Как этого можно не знать?

– Понятно… – протянула комендантша.

– А можно ещё стихотворение? – Коль поймал удачу за хвост, так тяни!

– Макаревича? – вздрогнула Жаннетта.

– Нет! – нагло соврал я.

Ну не виноват я в том, что вещи «Машины» запоминались мною влёт!

– А может, кто-нибудь ещё хочет почитать? – на сборную оркестрантов, народников и дирижёров-хоровиков из-под очков с надеждой смотрели взгрустнувшие глаза.

– Давайте последнее, и всё! – я решительно рассёк воздух ребром ладони.

Азарт победил во мне чувство такта.

Предложение было смиренно принято, и я чуть не запел:

В конце каждого припева вся группа, чуть ли не хлопая в такт, вполголоса помогала мне донести до Жанны Фёдоровны, что именно мы и есть те самые охотники за птицей необычного окраса.

Понятно, она догадалась, что молодой человек выдаёт за стихи тексты песен, но, однако же, невозмутимо вывела мне очередную пятёрку в журнале. В самом деле, некоторые тексты имеют полное право называться стихами!

Мне вспомнились ещё пара недурных песен, но – хватит, дело сделано!

Вполне довольный собой, я отдал инициативу товарищам – некоторым из них тоже не мешало исправить положение.

Литературные чтения продолжались.

Я посмотрел за окно. Вот ведь что значит весна! Как неважно начинался день, и какое прекрасное у него получилось продолжение!

Молодым людям присущ максимализм, им чужды полутона. Это – чёрное, а вот то, другое, оно – понятно, белое. Если мне нравится белое, значит, это – хорошо, и всё тут! Кто не согласен, тот дурак!

Это потом, с годами, мы становимся спокойнее, рассудительнее, мудрее. Мы понимаем, что дурак вовсе не тот, кто не согласен. И что в жизни нет явлений, событий, людей, о которых можно судить категорично и наверняка. Да и сама жизнь состоит из мириад оттенков, чувств, ощущений. А эти ощущения абсолютно разные у каждого живущего на Земле. Со временем мы понимаем, что к иному, чем ваш, взгляду можно относиться очень даже спокойно. Оказывается, безо всякой ругани, без нервов можно понимать, принимать и уважать позицию оппонента.

Всё это обязательно приходит, но позже. Когда же вам не так далеко за двадцать, а вы ещё и творческая личность к тому же…

У-ух, бурлит кровь!

Четыре таких вот «творца» сидели в крохотной кухоньке типовой хрущёвской пятиэтажки и который час подряд всё говорили, говорили, говорили… О Солженицыне и его фундаментальном «Архипелаге» в «Новом мире», о масштабе батальных сцен у Сергея Бондарчука и Юрия Озерова, о смелости Владимира Молчанова, давшему эфир Талькову и его «России».

Настенные ходики показывали далеко за полночь. В кухне было сильно накурено, но никто из квартета на это не обращал никакого внимания, потому что дымили все. Тушили сигареты и тут же прикуривали новые. На столе, среди нехитрой закуски, стояла початая «Пшеничная». Очередь из пустой стеклотары выстроилась у ведра.

Под задушевный разговор незаметно опустела и последняя бутылка. Братья Зисманы – Сашка и Мишка – на правах гостеприимных хозяев вызвались сходить – «здесь недалеко». Благодарные гости – ни я, ни подуставший Попов – возражать не стали.

Вернулись хозяева довольно быстро, видно, на самом деле было неподалёку. Жизнерадостные и шумные братья ввалились в кухоньку и деловито пополнили интерьер стола, внесли в него важные недостающие детали. Если здесь удалось восстановить статус-кво, то ряды собеседников слегка поредели.

Пока Зисманы бегали за водкой, Попов прилёг ненадолго отдохнуть на диванчике. Как мы его потом ни будили, даже бутылку крутили перед носом, Олег ни в какую не просыпался.

Застолье продолжили втроём.

Только вот добрых посиделок у нас уже не вышло. То ли водка была не та, то ли нам её уже было достаточно, но от размеренной, ни к чему не обязывающей беседы мы вскоре перешли к разговору жёсткому.

Под Талькова на магнитофоне я перекинул мостик в недавнее прошлое и вспомнил ещё одного гражданина своей страны – Высоцкого. Зисманы зачем-то в противовес двинули Розенбаума.

– Ну да, – усмехнулся я. – Всё понятно!..

«Нет-нет!», – в унисон убеждали меня братья. Национальность здесь ни при чём! Просто объективно – Розенбаум современнее Высоцкого, темы у него намного разнообразнее. А сколько у него разных циклов? Сашка принялся загибать пальцы. Быстро согнув два, на третьем серьёзно задумался. На помощь пришёл Мишка, загнув ещё парочку.

Затронув темы мелодики и гармонии, Сашка неожиданно сравнил «Куин» и «Юрай Хип». Дескать, вот тоже коллективы отличались от многих роковых команд именно этим – мелодией, гармонией, плюс многоголосие и насыщенные аранжировки, но ведь сравнивать их нельзя.

– Правильно, – согласился я. – Не надо сравнивать. Зачем?

Где-то глубоко сонно шевельнулось сомнение.

– А что ты имел в виду?

– Ну как, – захлопал длинными ресницами Сашка. – «Куин» – это ого-го!.. А «Хип», ну да, ничё так коллективчик…

– То есть?!

Так огульно хаять «Хип», на которых я учился слушать музыку, а потом её играть?! Не позволю!

– Не-не, – пытался уйти от конфликта Зисман-старший. – «Хип», конечно, сильно. Но «Квины»-то, – зажмурился Сашка, – круче!

– Намного, – добавил младший брат.

– Та-а-ак… – Зисманы молча смотрели, как их гость закатывает рукава своей джинсовой рубашки. Закончив нехитрый моцион, я присел вплотную к столу, всем своим видом показывая: «Я готов!». Для начала – к диалогу, а там посмотрим.