Валида Будакиду - Буковый лес

Линда вдруг вспомнила, что как-то смотрела фильм про американскую мойку машин. Почти обнажённые девицы елозили вдоль корпуса и окон автомобилей, размазывая жидкое мыло по, при этом смачно водили упругими ягодицами по выхлопной трубе и другим выпуклостям. В кино рассказывали, это очень дорогие «автопомойки», и мужчины туда ездят исключительно посмотреть на голые телеса, прижатые к стеклам, потому что на самом деле голые телеса моют машины очень некачественно. И чего бы Линде самой не показать мастер-класс, если есть чего показывать?! Машину она вымоет тоже хреново, потому что просто не умеет её мыть. Всё равно за прогулку на танке и щёлканье лямками от лифчика придётся отвечать перед мужем и всей его иудейской роднёй из прекрасного Лейпцига, стало быть – никакой разницы нет за что отвечать, только за танк, или ещё и за «помойку».

Линда под музыку высокого назначения, поднимая колени в сапогах к животу, торжественно, с видом заправской стриптизёрши, нарезала два круга вокруг припаркованного «Лексуса», то водя по нему пальчиком, то отклячивая свой фигурный зад, то, заточённый в латекс, перёд. Потом, набрав обороты, начала вытворять такое, от которого Таня совсем запамятовала, что изначально сие мероприятия на бумажке в программе дня значилось под банальным грифом «мытьё машины». Забыв, что на ней тёмные очки, Линда закатывала глаза, ложилась животом на капот, вихляла, готовыми лопнуть на крупном заду лосинами, томно водила тряпкой сверху вниз и ни разу снизу вверх. Ей почему-то казалось, что так сексуальней.

Камеры не могли выразить чувств! Живой звук шёл с микрофонов, прикреплённых к ней и Вальдемару. Он стоял совершенно ошарашенный, действительно не зная, а что теперь делать ему? То ли разыграть для камер сцену «увещевания», мол: «Как смела ты, жена моя, мать моих детей?!», то ли подыграть и тоже устроить приват-танец?

Музыка всё не прекращалась. Не радио это, что ли? Специально на реверс включили? Кто теперь знает. Уже танцевать надоело.

Сделав очередной круг, Линда дошла до выхлопной трубы. Она снова повиляла задом, то приседая, то вставая с корточек на прямых ногах, потирая переднюю часть голени пальцами в огромных садовых перчатках, потом, как бы дойдя до кульминации, двумя резкими движениями сдёрнула с себя резиновые перчатки, сперва одну, потом вторую и эти перчатки сошли с рук так вызывающе, как иногда не сползают дорогое нижнее бельё…

Телевизионщики выли в голос. Они, видно, решили, что потом на посторонние звуки наложат музыку.

Линда обнажёнными руками взялась за выхлопную трубу, выставив напоказ свои тонкие голые кисти с длинными, нервными пальцами врача-стоматолога, а пальцы стоматолога умели работать…

«Зрительный зал» замер в ожидании, словно выхлопная труба на самом деле должна была чем то выхлопнуть, забрызгав всех.

Наконец свершилось чудо, и музыка закончилась.

– Браво-о-о!

Они не выдержали! Они целовали Линду, забыв выключить камеры…

– Спасибо вам! – Серёжа-дальний план – впервые за всё время съёмок с ней заговорил, – Спасибо за удовольствие с вами работать. Я каждый день просыпаюсь и бегу на работу с огромной радостью, потому, что общение с вами бесценно. Вы – Жванецкий, Задорнов и Мерлин Монро в одном лице.

– Ха-ха-ха! Два против одного! Значит во мне две трети мужского? При-ико-о-о-льно-о…

Линда отшучивалась, пытаясь скрыть смущение и радость.

«Ого! Неужели, правда?! Вот я жила, жила и могла не услышать никогда таких слов в свой адрес. Даже если врёт и вовсе так не думает, всё равно приятно!»

– Что ты, Серёжа! Это тебе спасибо за терпение! – Подчинившись какому-то внезапно налетевшему порыву нежности, Линда сама обняла его.

Линда не заметила, с какого именно времени съёмочная группа стала относиться к ней по другому. Они теперь всё время благодарили, делали комплименты, хвалили, обнадёживали, поощряли, были к ней внимательны, она постоянно ощущала их поддержку, иной раз даже дружеское сочувствие. Когда по сценарию попадались в не совсем привычные ситуации, Линда видела, на сколько вся съёмочная группа переживает за неё и желает поскорее благополучно выпутаться. Они волновались за неё, помогали, старались всё время подчеркнуть свои симпатии. Линда была безумно рада, что нашла себе новых друзей на всю жизнь!

Мытьё машины закончилось. Можно идти переодеваться. Ой, а сапоги совсем промокли. Придётся весь день ходить в новых кроссовках.

Линда, аккуратно перепрыгивая через лужи, идёт к дому по узкой тропинке мимо деревянного забора.

– Эй, ты! Грека, или как тебя там? – Мерзкий шепот ползёт не понятно откуда.

«Ничего себе! Это мне?! Это про меня?!» – Линда думает, ей померещилось. Она вся вымокла и очень, очень хочет поскорее попасть в дом.

– Я здесь! Сюда смотри! Да не туда! Наоборот влево, в сторону задней калитки!

– Кто тут? – Линда тоже понизила голос. Она в недоумении вертела головой, стараясь понять, откуда её зовут.

– Говорю – смотри в сторону забора, я сейчас отодвину доску и увидишь.

«Караул! Как в лучших традициях детективного кино. Кто там лезет то?!»

– Ниже смотри. В дырочку… Тута я, – голос всё ближе, всё противней.

Линда немного пригибается, чтоб обнаружить источник звуковых колебаний и чуть до пояса не проваливается в говорящий рот. Судя по помаде с катышками цвета французского «Бордо», это женщина.

– Вы кто? – Ещё раз спросила она, присев на корточки прямо у кустов смородины. Когда-то бывшие голубыми, глаза с опухшими веками на секунду вспыхнули и снова исчезли за пожухлыми листьями куста. Не окрашенная заборная доска, висевшая на ржавом гвозде снова съехала на своё место, как если за ней никого не было.

– Хто? А, нихто! Ты другоя слухай!

– Какоя «другоя»? Судя по запаху алкоголя с утра, вы – соседка Светлана, да? – Линда проявила чудеса прозорливости, – Я догадалась! Вы – именно та соседка, к которой Клавдия бегала в гости и поэтому и чуть не спилась. Мне Володимир всё про вас рассказал.

– Ты, девка, вот чаво… – словно не услышав обвинений в алкоголизме и «спаивании» «молодух», продолжила взахлёб заборная доска, – ты беги из ентого дома и больше тудой ни ногой! Быть беде, чуешь? Быть беде, тебе кажуть!

– Вы снова пьяны, не так ли? – Линда и сама могла приложиться к бутылочке, но разговаривать с нетрезвыми женщинами на самом деле не умела.

– Беги, ой жалеть будешь, что не послушала. Клавку он бил за шо она иго не слушалася. Вин и Машеньку угробить, супостат треклятый! Кровопийца!

– Ты что там делаешь?! – За спиной Линды стоял Вальдемар и с удивлением рассматривал как Линда совершенно мокрая, в белых ботфортах на платформе сидит на корточках перед забором.

– Я?! Сижу тут! А чего ты мне, Володечка, ни разу котика вашего не показал? Я смотрю – в статуте про него сказано, а показать не показываете, – замурлыкала она.