Валида Будакиду - Буковый лес

– Как скажешь! Не будем, так не будем.

– Вот за это я тебя люблю!

– Та ты шо?! – Линда опять встрепенулась и кинулась разыгрывать представление.

– Тихо, тихо, тихо… а то мы тут мимо проедем. Постой, нам вот тут надо свернуть, а вот сюда встать. Осторожненько, осторожненько… Всё, приехали.

Вальдемар повернул ключ в зажигании, и отстегнул ремень безопасности.

Они вошли в подъезд многоэтажного нового дома. Два секьюрити в чёрных куртках за толстым, пуленепробиваемым стеклом сдержанно кивнули. Постройку, или ремонт закончили очень недавно, в лифте на полу стоят металлические банки с краской и воняет мокрой штукатуркой.

Он обнял её сильным движением крепких рук и рывком притянул к себе. Она про вчерашнее забыла, всё забыла от начала до конца. Вчера было рано. Он точно знает что делает. Сегодня – новый день, сегодня всё будет хорошо!

Краска бросила ей в лицо, она, смущаясь, не смея шелохнуться, опустила глаза в ожидании чуда.

– Вот мы и приехали!

Скоростной лифт поднялся слишком быстро, и подкравшееся чудо не успело произойти. Лифт остановился так мягко, словно не ехал вовсе. Двери снова открылись прямо в квартиру.

Такого не бывает! С ума сойти! Наверное, это и есть то самое знаменитое булгаковское «пятое измерение», только в отличии от «нехорошей московской квартиры» здесь широченные мраморные ступени поднимались, переплетаясь друг с другом в форме двойной гигантской спирали ДНК. Пока квартира не продана, заботливые руки прикрыли их прозрачным целлофаном. Но, разве простой смертный может навредить белоснежному греческому мрамору?! Мармаринес скалес… (мраморные лестницы (греч.) Парфенон живёт века и будет жить вечно.

Линда находилась в совершенно необъятном зале, где никто пока не жил. Высоченная колоннада и две хрустальные люстры отражались одновременно в ослепительном полу и в настенных зеркалах, создавая ощущение полной бесконечности. В углу, прямо между громадными окнами стоят два белых рояля спинками друг к другу.

– Здесь пока ни разу не было гостей, – Линда вздрогнула от голоса, показавшегося ей слишком резким в полной тишине, – мы с тобой первые нарушим безмолвие.

Разглядывая всё это великолепие, она напрочь забыла, что поднялась сюда не одна и теперь очень тщательно старалась придти в себя. Она не вертела головой, она в ступоре поворачивалась всем телом и каждый, брошенный взгляд зажигал в мозгу миллиардами ярких салютов. «Ведь тут кто-то скоро поселится и будет жить долго и счастливо, без трубы парового отопления в центре кухни, где я красным лаком написала русскими буквами „МОМЕНТО МОРЕ“. И дети здесь будут бегать наперегонки, и пускать с балкона мыльные пузыри из баночки. Какими они будут счастливыми! И клиентка скоро придёт эту квартиру смотреть. Нет, это не зависть говорит во мне, это говорит тихая грусть, живущего не своей жизнью, человека».

С высоченных потолков свешивались балдахинами трёхслойные занавеси бледно-салатовых, нежных розовых и белых тонов. «Какое редкое и замечательно сочетание цветов», – подумала Линда, и ей почудилось, будто сами занавеси колышутся и источают нежнейший аромат.

– Вальдемар, а как же такие потолки да ещё в два этажа отапливать? – Единственно, что нашлась спросить Линда, – Уйма денег уйдёт же, – её патологический реализм не отключался ни на секунду.

– Всё рассчитано, здесь прекрасное отопление, не переживай. Трубы проходят прямо под мрамором, он нагревается, и сам даёт ещё дополнительное тепло. Ведь ты же знаешь – существуют «холодные» и «горячие камни», мрамор относится к «горячим».

– Да, конечно… А, какое тут эхо, шаги прямо гудят в соседних комнатах…

– Это потому, что сюда пока не завезли ковры. Ковры с высокой опушкой глушат шаги. Рональд просто так, для развлечения продаёт такие квартиры, эти деньги для него копейки и ему сто лет не нужны. Ты вот посмотри сюда, – Вальдемар толкнул тяжелую дубовую дверь, и Линда оказалась в огромной спальне.

«Ах, вот оно и оно…», – Линда захлебнулась воздухом, и сердце в её груди стало огромным.

В самом центре просторной, с плотно задернутыми шторами спальни стояло красного дерева широкое ложе, застеленное так, что одеяло вместе с покрывалом натурального шёлка отогнуто, как бы приглашая вошедших вкусить его объятий. Инкрустированная искусным краснодеревщиком столешница из уникальных сортов дерева еле удерживала на себе бронзовый канделябр в двадцать свечей с гнёздами в виде когтистых птичьих лап. В этих «лапах» стояли резные, золотом отделанные свечи, их пока никто не зажигал, а резные ножки столешницы от томительного ожидания гостей изогнулись.

– Посмотри на потолок! – Вальдемар сам не мог скрыть восторга. – Видишь, это над головой небо в смотровых окнах. А, на небе… эх, жаль, пока на улице день, но ты же читала Гоголя? Как у него? «Посмотри, вон – вон далеко мелькнули звёздочки: одна, другая, третья, четвёртая, пятая… Не правда ли, ведь это ангелы поотворяли окошечки своих светлых домиков на небе и глядят на нас? Ведь это они глядят на нашу землю? Что если бы у людей как у птиц были крылья – туда бы полететь высоко-высоко. Ни один дуб у нас не стоит до неба!» Зато у меня есть дуб, который стоит почти до самого неба – мой друг, живущий и царствующий в Голосеевском лесу, помнишь его, сердечко моё?

«Дуб помню… даже можно сказать, хорошо помню, только к чему он здесь сейчас? Мы как бы в спальне, слева – гигантская кровать… как бы тут и нет никого… ни дуба, ни тётки, желающей посмотреть квартиру. Она сказала, когда будет подниматься, снизу перезвонит. Я то, собственно, надеялась, что никакой тётки-покупательницы в помине нет, что всё это сказка и ты, пока нет Инки и её команды, сам хочешь мне „показать“ пустую квартиру, ну или „спальню“ от квартиры. Если изначально ты на самом деле думал так, то сейчас я явно чувствую – „передерживаете“, в натуре „передерживаете“, Володимир Леонидович. Или вы опять мне решили устроить вчерашний финт с любованием на ночной Киев?! Ну, уж нет! Второй раз вам это даром не пройдёт!»

– Очень красивые окна! – Линда подпрыгивала, делая вид, что хочет получше выглянуть в окно, – Прямо разчудесные окна! Прямо всем окнам окна и в потолке и везде! Прямо не окна, а окнища какие то! – Линда скачет по квартире, подбегает к окнам, дёргает занавески, барабанит в салоне по клавишам рояля, мнёт на диване подушки, – Потрясающе! Такое даже во сне не приснится! Гратуляцон! Толь гемахт! (Прекрасно сделано! Нем.)

«Кажется, я с ним даже на немецком лучше заговорила, только кто мне объяснит: что тут сейчас происходит?! Как он себя ведёт? Вернулась безумная страсть к жене? Но, он вроде высказался по этому поводу. Ждёт клиента? Не похоже. Если человек на самом деле продаёт квартиру и имеет с этого проценты, он делает много ненужных, суетливых движений, нервно марширует в ожидании, сметает с этажерок пыль, которой нет. Поправляет целлофан на креслах. Вальдемар же смотрит то на меня, то на „звёзды“, то мельком на часы. Он когда шёл сюда, ничего не собирался делать и теперь тянет время, но для чего? А, может боится забеременеть?»