Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

Адель стояла перед покусанными манекенами «Детского мира», запелёнутыми в образцы тканей местной трикотажной фабрики «не кричащих», скромных расцветок. Часы над аптекой, очень похожие на привокзальные, показывали одиннадцать часов, значит – весь день впереди. Ах, как она давно знала и любила эти часы! Вообще она здесь любила всё.

Жаль, что утро, а то вечером можно было бы окончательно обманув себя, вернуться в прошлое, пахнущее соседской липой и свежей выпечкой из хлебной, где раньше, оказывается, помощники кондитера месили тесто босыми ногами. Оказывается, все это видели. Тогда можно было заглянуть в пекарню, если они работали. Конечно, Аделаида с дедой гуляли и днём, но это только по выходным. Каждый день они с бабулей встречали деду с работы и медленно, прогулочным шагом шли по узеньким кривым улочкам Старого Города домой. Это когда уже было темно. Мимо парка с памятником Марксу и Энгельсу, мимо школы, мимо правительственного гаража… Бабуля рассказывала, что произошло задень, весело смеялась. Деда всегда был серьёзен… Воспоминание о бабуле и о колечке, которое она продала, чтоб заплатить за разную дрянь, резкой болью отозвалось в сердце.

Поздняя осень, в Большом Городе очень тепло. Из высоких фонарей струится оранжевый свет. Он заливает улицу загадочным, почти таинственным светом. От него всё меняет цвет и становится сказочным. Например, дурацкое голубое пальто Аделаиды становится цвета лесных фиалок. Это очень красиво! Говорят, что в природе этот цвет существует, но в жизни Адель никогда его не видела и что именно им рисовать, не знает. Поэтому «фиолетовый», как называет его мама, карандаш в пенале самый длинный и не использованный, тогда как синий и зеленый уже давно стали огрызками. Ими Адель рисует небо и лес. Навстречу идут знакомые. Мужчины вежливо раскланиваются. Они с палочкой, которая называется «тросточка», в длинных тёмных плащах, которые «макинтош». Женщины в туфлях на высоком, тонком каблуке, в пальто. На плечах лежат самые настоящие чёрные дохлые лисы со стеклянными глазами и висячими лапками. Одна из них останавливается поговорить. Адель её знает. Бабуля её называет «Юля», но это очень редкое и трудное имя, поэтому про себя Адель её зовёт «бабушка Июля». «Июля» похоже на жаркий месяц июль. Разве плохо? Как раз в июле они ездят на море! Бабушка Июля очень маленькая и худенькая. На её узеньких плечах тоже лежит дохлая лиса с лапками.

Это чернобурка! – говорит бабуля Аделаиде, когда бабушка Июля уходит. – Чернобурка – это чёрная лиса. Бывают рыжие, а бывают чёрные лисы. Понимаешь?

Она понимает. Когда она вырастет, у неё обязательно тоже будет такая же дохлая лиса, как у бабушки Июли. Бабушка Июля старенькая, но в этом освещении лицо её разгладилось, кожа гладкая, бархатная, глаза блестят. Она красивая…

Втроём спускаются в подземный переход. Седой, сгорбленный старичок в деревенской телогрейке и серой войлочной шапочке торгует маленькими букетиками фиалок по двадцать копеек за штуку. Около него огромный мешок. Сколько там таких букетиков? Когда он их продаст? Так же можно простоять всю ночь в холодном подземном переходе! Там на углу, не доходя до Дома Правительства деда купит себе «Вечерний Город», а ей, Аделаиде – пирожное «корзиночку».

От чего этот свет такой рыжий? Интересно, он сам такой, или из-за деревьев, сквозь которые свет должен протечь, чтоб осветить лица? Аделаида знает, что эти замечательной красоты деревья называются платаны. Они очень величественные и гордые. У них тонкая, светлая, почти белая кора. Платаны – задумчивые свидетели прекрасного прошлого – не торопятся скинуть листву. Они всю зиму так и стоят, раскрашенные во все бесчисленные оттенки богатой терракоты, только изредка, торжественно роняют лист, потом второй, словно посылют кому-то невидимому тайные посланья. И эта переписка продлится до весны, пока коричневые почки не начнут выдавливать из себя клейкие листики на тоненьких стебельках. Однако и тогда вековые великаны будут помнить о своей любимой. Когда появятся новые зелёные листочки, великаны, устав тщетно ждать от любимой ответа, всё реже и реже станут посылать свои рыжие конверты. Только в начале июня они полностью осознают, как смешны были их усилия! Они расстанутся с последним листом цвета древней охры.

Ветер бесследно унесёт осколки безответной любви к прекрасной незнакомке, смешивая запах сухого листа с нежными ароматами трав и солнца. Только это теперь совсем не страшно, потому, что на смену прошлогодней растаявшей «бумаге» уже зеленеет новая – глянцевая и свежая! Так должно быть и у людей.

Вот они, чугунные трёхметровые ворота. Они пока не заперты. Это попозже к ночи дворник-курд в длинном фартуке запрёт их на замок. Три ступеньки вниз. Коричневая дверь с облупленной краской. А в проходной кухне в кране вода с пузырьками и свежий запах земляничного мыла. Надо быстро закрыть ставни, а то, если сперва включить свет, то все прохожие будут заглядывать в окна, как в телевизор. Так говорит бабуля. Потом они втроём сядут ужинать. Аделька украдкой высунет язык висящему на люстре пластмассовому Буратино. Он обидится и станет смотреть в сторону. Адель станет его жалко. Она мысленно попросит у него прощения, и они помирятся. Потом деда откинет с экрана телевизора бордовую бархотку и включит телевизор. Экран будет долго нагреваться, потом появится изображение. Они будут смотреть скучные новости на русском. «Скучные» потому, что Аделаиде нравится КВН и капитан Бакинской команды Юлий Гусман, а деда говорит, что КВНа каждый день не бывает. А она не верит и думает, что если убрать «Новости», то начнётся КВН! Потом появится заставка с фуникулёром и телевизионной вышкой. И будет видно ресторан, в котором пела Иоланта – Далида. Тогда деда сказал, что Аделаида и Далида похожи, и что Далида тоже гречанка, что Аделаида вырастет такой же как она красавицей и будет хорошо петь. Но… Иоланта оказалась итальянкой, а Аделаида стала просто Аделька – невысокая толстушка с жидкими волосами, которая не умеет ни петь, ни плясать…

Она вдруг пришла в себя и почувствовала, как становится трудно дышать. На вдохе воздух с хрипом и свистом входит в лёгкие, но попадает не в них, а проходит мимо, словно просачивается и исчезает. Выдох короткий. Она держит себя за горло обеими руками, хочется растянуть гортань, чтоб вмещала чуть больше спасительного воздуха! Лёгкие сжались в комок и не желают раскрываться. «Сейчас будет приступ! – с ужасом поняла Адель. – Самый ужасный приступ, когда громко хрипишь и чувствуешь, что каждый выдох – последний! Дура! Тебе нельзя сдерживаться и если хочешь плакать – плачь! Потом вот такой спазм…» – промелькнуло в тупеющей голове.