Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

Аделаиде не было неудобно за то, что её кто-то из знакомых может увидеть с «толстой сумкой на ремне, с цифрой „пять“ на медной бляшке, в синей форменой фуражке»… На самом дела – никакой фуражки у неё не было. И одежда была самая обычная, её собственная. Только невозможно было надеть никакую обувь даже с малейшим намёком на каблучок. Уже через час туфли хотелось содрать с себя вместе с ногами. И что тут такого, что её увидят в старушачьих галошах и тюком газет наперевес? «Ну, увидят, да и увидят! – думала она, распихивая газеты по почтовым ящикам с номерами квартир. – Зря мама так переживает! Чего мне, собственно, должно быть не по себе? Я что, голая хожу, что ли? По любому весь I ород знает, что я не поступила. Я не „выбрала профессию почтальона“, как выразилась мама Пашеньки Середы, стоило ей только узнать о моём новом амплуа, а зарабатываю рабочий стаж для института! Я хочу работать патологоанатомом! Там вечные Мир и Покой».

Утро в бегах проходило мгновенно. Старые «ямщики» сортировали в сто раз быстрее Аделаиды, и она постоянно выезжала на раздачу последней. Она и на раздаче не особенно торопилась. Медленно и важно разносила свои газеты и письма со скоростью червяка в летнем заморе, топталась, засматривалась на разную дребедень. Одним словом, не спешила, не суетилась и была абсолютно счастлива даже с шершавыми и чёрными от краски пальцами.

Однажды, когда она одной рукой удерживала огромную кипу газет, а второй пыталась запихнуть в погнутый ящик почтовую открытку, её окликнула незнакомая голубоглазая женщина с первого этажа. Она забрала у Аделаиды открытку:

– Постой секундочку! Это мне! Это моя открытка. Не надо её туда опускать. О! Смотри – поздравление с Днём рождения! Кто это меня вспомнил, а-а-а? Ну-ка – ну-ка… А ты не уходи, погоди немного! Я сейчас! – улыбаясь и скользя глазами по тексту, сказала незнакомка. Дверь квартиры осталась приоткрытой, и было видно, как она что-то хватает, потом снова бросает и ходит по кухне. «Вот как человеку не понятно, что я и огромный тюк газет держу в руках и дальше идти тороплюсь! Чего от меня может быть надо?» – Аделаида послушно стояла и строила сама себе рожи, то втягивая щёки, то снова надувая их.

– Вот, это тебе! – Женщина протягивала ей свёрток, из которого тут же очень аппетитно запахло на весь подъезд. – Мне сын открыточку прислал, представляешь! Не забыл, что у меня скоро юбилей. Он у меня далеко-о-о учится. Уже на третий курс перешёл! Вот он у меня какой! Ты, наверное, куда-то не поступила и зарабатываешь стаж? Ничего, не расстраивайся! Мой тоже только со второго раза прошёл по конкурсу! Хорошо, что в армию не забрали! Он на год раньше в школу пошёл, потому и повезло. А это, – женщина весело кивнула на пакет, – я только что рулет испекла и печенье. ГЪрячие ещё! Муж на работе, я тут одна, а поговорить-то хочется-я-я-я! – и она, смешно сморщив нос, засмеялась.

Хорошо её детям! Это ж она по ним скучает, печёт печенья, пирожки и угощает всех, кто придёт? От того, что дети уехали, не рвёт на себе блузу и не требует благим матом «воздух». Желание – постоянно видеть своих детей – говорит о том, что мама их любит. А эта женщина даже голову не перевязывает, чтоб показать, как она у неё болит, даже в доме «валерианкой» не пахнет! Сидит себе одна и развлекается тем, что печёт! Эта женщина оставила дверь открытой неизвестно перед кем. Она, как ни странно, не подумала, что Адель воровка и прикрывается газетами… Странная такая женщина…

Адель с тоской вспомнила произошедший совсем недавно случай с папой.

Над ними, на втором этаже, поселилась переехавшая из Большого Города семья «курдов». Их было неимоверное количество и всё равно они неплохо умещались. С некоторых пор к «курдам» сверху зачастила ещё и молодая, симпатичная девушка. Придёт, побудет полчаса и уходит. Мама с папой никогда не упускали случая, фыркнув, демонстративно плюнуть в её сторону. Аделаида вообще не могла понять, чего мама с папой так бурно реагируют на очередное посещение этой молодой особой развесёлых «курдов». Так продолжалось довольно долго, пока папа один раз, не выдержав, Аделаиде в назидание произнёс целую витиеватую, но чрезвычайно прочувствованную и поучительную речь:

– Тьфу! Пасматри на нэво! Вот шансонэтка! Адэваэця чиста, прилична, а сам в нэдэлю два раза к курдам дамой ходыт! Нэужэли эво радитэли не видат гдэ эво дочка гуляэт?! И не стидна?! Ещё куда-куда? – к курдам пашла! Тьфу! Шансанэтка какой!

– Папа, это наш новый участковый педиатр! – Адель просто обалдела и даже не успела разозлиться. – У них новорождённый ребёнок, который всё время болеет!

– Э! Тагда зачэм нармални рибёнок далжна балет?! Какой эво время балет?! – теперь пришло время удивляться папе. – Эсли балеет – пуст балницу лажица! Зачем она дамой идот? Значит – иму тоже нравица!

– Это я к тому, что ты, не зная человека, назвал её «шансонеткой»! Почему «нравится»?! Она же врач! Её советское здравохранение послало на участок – вот она и ходит! А я хожу по подъездам, газеты раздаю, если кто про меня будет так говорить – тебе будет приятно?

– Ну, что ты гавариш, мамам-джан?! – папа аж растрогался! Он резко отшатнулся от Адель. – Гдэ она, гдэ ти! Она же тваево нагтя нэ стоит! Я же знаю, что ти – кристаллическая девучка! (Я же знаю, что ты кристальной чистоты девочка!)

– О! Как ей захотелось сотворить хоть какое-нибудь преступление, чтоб потоптать зону и потом, «откинушись», вернуться оттуда через год в сером тряпье, обритой «на лысо» головой, хоть женщин, говорят, в зоне и не бреют. Или попасть на мужскую зону, честно обслужить всех уголовников по высшему разряду, удовлетворив все их открытые и сокровенные желания! Вернуться во двор. Вернуться в дом к маме и папе. Снова жить с ними и отращивать новые волосы… Ей надо увидеть обезумевшие выражение лиц своего «аца» и «матэри», пытающихся «бэжат ат пазора»! С каким наслаждением она бы скинула с себя зековскую телогрейку и, поставив брезентовый вещмешок на пол, сказала:

– Ну, что, шнурки! Налейте дочери стопарик с дороги! Я откинулася, какой базар-вокзал?

«Ну, почему, почему всё так?! – она билась головой об Китайскую стену самоуверенного нарциссизма родителей, таких противоположно разных и в то же времени совершенно одинаковых в основных вопросах. Как лёд и пар – разные по виду, но с одной и той же формулой обычной жидкой воды!

Адель целое утро так и протаскала с собой гостинчик вместе с газетными стопками. Было, конечно, неудобно раздавать газеты, но и страшно приятно, что вот она принесёт домой угощение, ну, вроде как «принесла с работы», мама с папой обрадуются, будет весело. Потом можно с чаем всё это попробовать.

Адель ввалилась в квартиру около трёх часов дня, счастливая и довольная: