Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга первая. Сказка будет жить долго

– А где мои канарейки, мама?

– Эти птицы, что ли? Оф! Не могу я за всеми смотреть! За вами смотри, за птицами смотри! Я же не железная, не правда? – Мама пытливо посмотрела на Аделаиду, чтоб окончательно выяснить, что думает о ней дочь: «железная» она, или не «железная»?! – И потом, Сёмочка маленький постоянно подбирает с пола эти самые семена и кладёт себе в рот. Я их выпустила на свободу! Пусть летают, правда? Может, гнездо себе сделают! А клетку папа выбросил.

А тут у Марины в «Букваре» целая кошка!

Аделаида очень старалась, выполняя задание.

– Готово? – Мама оторвалась от журнала.

– Да, – нетвёрдо ответила Аделаида.

– Ошибки есть?

– Кажется, нет.

– Так по-твоему, или правда нет? – Мама всё ещё давала очередной последний шанс.

– Нет! – Аделаида решила быть твёрдой.

– Ну, давай, посмотрим, что у тебя тут! – Мама с сомнением взяла тетрадь в руки. – А это что ещё за «Морина»? Вот, вот здесь, в названии! В названии, я говорю! Слепая, не видишь?! От слова «мор», что ли? Ты знаешь, что такое «мор»?!

Аделаида не знала.

«Мор», – грозно продолжала мама, – это имя существительное, когда люди мрут от голода или эпидемий! Поняла?!

Она не поняла, что такое «эпидемий», но что где-то люди мрут – поняла.

Она часто видела мёртвых птиц, попавших под машину собак и кошек. Недавно во дворе сказали, что «умерла Пело-бабо». Потом собралось много людей в чёрном, по вечерам играла грустная музыка, а потом её в гробу, похожем на лодку из парка, только красивее, взяли на руки и куда-то все вместе пошли. Аделаиде объяснили, что «мёртвый» – когда не дышит. Только она всё равно не могла понять, как Пело-бабо, которая ещё вчера кормила кур, не дышит. Ей казалось, что Пело-бабо просто притворяется и решила прилечь, чтоб отдохнуть, а её положили в лодкообразный гроб и куда-то унесли. Аделаида два дня ждала, что Пело-бабо снова появится во дворе, но через два дня просто про неё забыла. Мрачные люди в чёрном произвели на неё неизгладимое впечатление. Поэтому, когда мама сказала, что «мор» – это когда умирает сразу много людей, ей стало очень страшно!

В отличие от предыдущих разов мама не стала требовать бритву. Она посмотрела не на Аделаиду, а куда-то вбок и кротко произнесла:

Переписывай заново! От дурной головы ногам-рукам покою нет!

Аделаида принялась переписывать, думая, почему мама слова «ногам-рукам» произносит как одно слово. Ведь надо сказать «ногам и рукам»!.. Аделаида снова выводила словечко за словечком: жирная линия – сильный нажим, волосяная – слабый…

– Готово! – Она подошла к дивану.

– Покажи!

Мама пробежала глазами по тексту:

– «Мука», надо полагать, «Мурка»? Ну, что ж! Иди, переписывай заново!

Потом «Марина» оказалась с маленькой буквы. Потом вышло не «кис-кис» а «ки-кись» и ещё много-много чего выходило. Мама не била, не подтирала бритвой ошибки и даже не кричала. Она просто, возвращая тетрадь, продолжала смотреть мимо и тихо говорила:

– Перепиши!

Она, наверное, в «Семье и школе» вычитала, что надо детям прививать усидчивость и не раздражаться по мелочам. Аделаида, совершенно потеряв количество разов, всё переписывала и переписывала, пока не кончилась тетрадь.

У Аделаиды слипались глаза. Марина вместе с Муркой раздваивались и плыли в белом тумане прямо за гробом Пело-бабо. Но мама была неумолима:

Переписывай, – повторяла она. – Мне просто жалко твои руки, потому, что голова у тебя дурная. А от дурной головы ногам-рукам покою нет!

На третьем листе новой тетради мама, обнаружив «прешла», всё-таки не выдержала:

– Я тебя сейчас изобью, как скотину! Поняла?!

Аделаида поняла. Она только не поняла: почему надо скотину бить? Она, к примеру, очень любила двух своих кур – и Белку и Стрелку. Она бы никому не дала их обидеть. Кощейкины свиньи, правда, не очень ей нравились, они были такими огромными и вечно грязными и от них во дворе завелись гигантские, как воробьи, мухи. Но она бы и этих свиней бить не стала.

Она снова переписала текст. Как оказалось – в последний раз. Правда, после строк «Иди ко мне, Мурка, я дам тебе малака» она таки получила своё! Самым примечательным и запоминающимся был факт, что получила она не только за последнее «малако», но и за все предыдущие разы одномоментно. После чего мама взяла бритву и зачистила оба «а». Однако мама слишком долго сдерживалась, поэтому все обуревавшие её чувства вложила в единое – ненависть к тетрадному листу. От чего вместо букв «о» образовались две сквозные дырки, через которые светилась предыдущая страница.

Сволочь! Посмотри, что ты наделала! Я терплю, терплю, говорю ей ласково: Аделаидочка, доченька, перепиши! А это дрянь – чем дальше, тем больше ошибок! Я ей слово, она мне десять! Я ей слово, она мне десять! И чем дальше – тем больше! Нет, я вижу – ты по-хорошему не понимаешь! Вот сейчас я тебя палкой поглажу, сволочь такая! Я тебя научу не думать о чём попало, а переписывать внимательно! Ротозейка! Я тебя буду держать в ежовых рукавицах!

Мама распалялась всё больше. Аделаида молча смотрела в пол.

Василий! – Голос мамы перешёл на визг. – Ты посмотри на это дерьмо! Стоит и молчит как истукан, как будто я не с ней разговариваю. А! – Маму вдруг осенила догадка. – Она специально это делает, чтоб меня разнервировать! Специально делаешь, сволочь?! – И мама схватила Аделаиду за волосы.

Аделаида, не в силах больше сдерживаться, от страха, но больше от обиды и безысходности заревела в голос.

Папа начал нарезать привычные круги вокруг мамы:

– Башина вур! Башина вур! – советовал он ей.

Вдруг он обратился к ревевшей, как белуга, Аделаиде:

– Бэсовестни! Нэ кричи! Ребйонка разбудиш! Ребйнок тока заснул эле-эле. Ребйнок праснёца! Посмотри, как ты маму разнэрвировала!.. Сэчас из-за тебя ей будэт сэрцэм плохо! Извинис, сэчас же! Извинис, каму гавору! Скажи, что болшэ так не будеш! Тэбэ уже шест лэт, у тебиа растот млачий братык, катори ти далжна кантралироват, а ти пасмотри, чэи занимаэся!! Извинис перед мамай, а то я сечас нэ знаю что будэт! Скажи – извини, мамачка! Извини, мамачка! (Бессовестная! Не кричи! Ребёнка разбудишь! Ребёнок только заснул еле-еле. Ребёнок проснётся! Посмотри, как ты маму разнервировала! Сейчас ей из-за тебя сердцем будет плохо! Извинись сейчас же! Извинись, кому говорю! Скажи, что больше так не будешь! Тебе уже шесть лет, у тебя растёт младший братик, которого ты должна контролировать, а ты посмотри чем занимаешься! Извинись перед мамой, а то я сейчас не знаю, что будет! Скажи: извини, мамочка! Извини, мамочка! Поцелуй маму!)

Папа подталкивает Аделаиду в спину в сторону мамы. Аделаида, стараясь плакать не так громко, чтоб не разбудить Сёму, стараясь дотянуться до маминой щеки, лезет целоваться.