Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга первая. Сказка будет жить долго

Потом в Симбирске (Ой! Такое трудное название!) родился Владимир Ильич Ленин, который в школе учился только на «отлично», значит – на все «пятёрки», а когда вырос, сказал: «Кто не работает – тот не ест!». И сделал революцию. И у всех богачей отобрали их богатства и поровну поделили между бедными. Потому все сейчас равны и всё вокруг наше общее: и Александровский парк, и площадь Ленина, и цирк!

– Я всё знаю про революцию! Это Ленин на портрете в рамке зелени густой, – воодушевлённо скороговоркой задекламировала Аделаида, – был он лучше всех на свете! И великий, и простой!

– Ладно, ладно! – Деда засмеялся. – Вижу, что знаешь! Так вот, – продолжал деда, – революция, так как у богатых всё отобрали, не могла никому в мире понравиться! Ведь так? В других государствах ведь тоже были цари, их свои бедняки тоже могли свергнуть. То есть – Советский Союз мог стать примером для других стран. Так вот – тогда буржуи решили напасть на Советскую страну, чтоб завоевать её и снова вернуть царя обратно.

– Ии-ишь какие хитрые! – рассердилась Аделаида.

– Да! Они захотели всё снова вернуть на свои места. К тому времени уже умер Ленин и всей страной стал управлять продолжатель его дела и ближайший соратник по Коммунистической партии – Иосиф Виссарионович Сталин. Но, самое плохое было даже не то, что другие страны хотели погубить революцию, а то, что внутри страны было много предателей, понимаешь? Ведь кто добровольно отдаст своё добро? Никто! Поэтому самым страшным был внутренний враг. Их, конечно, искали, выявляли, находили. И ведь кто-то должен же был руководить этим процессом? Поэтому самым главным защитником завоеваний революции был Сталин, а на каждом заводе, на всех фабриках, в других местах всегда работали парторги, которые представляли Коммунистическую партию и советскую власть. Они были даже главней директора. Если парторг видел, или ему кто-то докладывал: «В таком-то цеху работает такой-то человек плохо, а может работать лучше, и делает это специально, чтоб наша советская страна не богатела, или говорит что-то плохое про советскую власть, а про царя хорошее», – его парторг сразу вызывал на партийное собрание, а очень плохих могли даже арестовать. Они назывались «враг народа».

– Правильно! – обрадовано заверещала Аделаида. – Другие революцию делали, а другие хотели всё испортить! Правильно делали, что арестовывали!

Но деда, казалось, не разделял её восторгов. Голос его стал глуховатым. Казалось, он забыл о её присутствии и разговаривает сам с собой.

– Однажды произошла ошибка. Кто-то написал донос на моего брата, за ним приехали поздней ночью и забрали его.

– Как забрали?! – Аделаида вскочила на ноги. – Как забрали?! – повторила она. – Как врага народа?! Твой брат – враг народа?! Он же сам их находил и наказывал! Деда, ты что такое говоришь?!

– Послушай меня, – дед снова привлёк её к себе. – Я же сказал – произошла ошибка!.. Или что-то специально сделали, чтоб его забрать. Я не знаю точно…

– Вы позвонили Сталину и его отпустили! – с облегчением вздохнула Аделаида.

– Мы потом только узнали, что его перевели в другой, засекреченный город, он не мог нам ничего об этом сказать! Он пошёл на повышение, а мы много лет думали, что случилось самое страшное. А тогда, вот в доме остались я, моя сестра, жена брата и его дочка, та, с которой я гулял, и наша старенькая мама. Время было тогда очень тяжёлое. Сколько я думаю о тех годах, помню, что было очень холодно и всё время хотелось кушать. Жена брата, правда, не долго переживала. Она познакомилась с другим молодым человеком, вышла за него замуж, родила ещё двух детей…

– А девочка? Та, которая была у твоего брага? – Аделаида вдруг подумала, как было бы хорошо, если б сейчас у них появилась эта маленькая девочка, дочка дединого брата! Они вместе играли, она бы познакомила её с Кощейкой… Но тут она вспомнила, что у всех должны быть родители, а если их нет… И страшная догадка молнией пронеслась в голове:

– Её забрали в детдом?!

Аделаиде слово «Детдом» было знакомо хорошо. Это мрачное, пустое здание недалеко от их дома несколько лет назад внезапно стало обитаемым. Ей мама рассказала, что когда родители не любят своего ребёнка, не хотят за ним смотреть или у ребёнка нет родителей совсем, то его отправляют туда. Ну, если родители умерли, то это понятно. А вот зачем мама говорит неправду, что есть какие-то родители, которые не хотят своих детей? Как можно не хотеть своих детей? У них во дворе все их хотели! И Кощейкина мать хотела, и Федькина, а другая соседка недавно вообще ещё одного купила! Маленького такого. Он тебе ни «бэ», ни «мэ», ни кукареку! Могла бы выбрать и чего получше. Но ей, наверно, такой нравится…

И их с Сёмой мама хотела! Она говорила, что если она умрёт, что будет!

Вот брошусь в реку, утоплюсь, – обещала мама довольно часто, – твой отец тут же женится на другой, приведёт её в нашу квартиру, а тебя отправят в детдом!

Аделаида ужасно пугалась и плакала.

«Детдом» – была очень страшная серая двухэтажная постройка за высокими металлическими прутьями и натянутой вокруг железной сеткой. На ней постоянно висели некрасивые, лохматые и ободранные дети. Они были злее всех детей на свете. Когда Аделаиде надо было пройти мимо Детдома, она, если не забывала, быстро перебегала на противоположную сторону улицы. А если они всё-таки успевали её заметить, то в разнобой, перекрикивая друг друга, радостно орали:

Жирная камбала, тебя кошка родила! Бочка! Бочка! Хозо-бочка!

– Так неужели ту девочку взаправду забрали в детдом?! Непонятно…

Деда, задумавшись о чём-то, молчал. Затем снова раздался его немного хрипловатый голос:

– Нет. В детдом она не попала. Девочка осталась с нами. Жена брата ушла, сестра и я работали на заводе. Собирали радиоприёмники. Бабушка стала уже совсем старенькой и всё время сидела дома. Вот бабушка её и растила. А потом, ты же знаешь, что началась война с фашистами? Наш посёлок совсем опустел. Мужчины ушли на фронт. Меня не взяли, как они сказали, «по состоянию здоровья»… У меня от такой мелкой работы с проводочками и паяльником почти пропало зрение. Война шла долго, очень долго. Потом мы победили фашистов, и она закончилась. Начали возвращаться те, кто остался в живых. Но потом, через несколько лет после Победы, снова началось что-то ужасное. Людей стали десятками и сотнями арестовывать, а многих высылать далеко-далеко целыми семьями. Приходили специальные люди и говорили: «Собраться за два часа!» К нам тогда громко постучали прямо на рассвете и велели собираться, потому, что мы всей семьёй должны были куда-то переехать. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось скрыться, да ещё с ребёнком на руках! Я обязан был спасти дочку своего брата!