Игорь Парфенчук - Оставшиеся в СССР (сборник)

Наверно, этим прессом резали сеть. Вокруг разбросаны небольшой якорь, ломик, обрывки стального троса.

С катера подали кабель-сигнал. Я осторожно, одну за другой, обвязал мины и подал наверх. Потом зацепил якорем пресс и осторожно начал подниматься. Аккумуляторы фонаря почти разрядились и теперь я мог видеть только на полтора – два метра вперед. Все сильнее чувствовалась усталость. В голове постоянный шум. Ноги почти не слушались меня. Было ужасное желание выбраться поскорее из воды. Очень хотелось спать. Временами я как-будто проваливался в пропасть, но тут же приходил в себя. Перед глазами появлялись картины из недавнего прошлого. Все сильнее сдавливало виски.

Сейчас я уже и не припомню толком, а может это случилось в один из моих провалов, как вдруг я почувствовал резкую боль в левой лопатке и одновременно сильный толчок в спину. Фонарь вылетел из рук, маленькой угасающей точкой исчез в пучине. Я чуть не потерял сознание. Но чувство смертельной опасности быстро привело меня в себя.

Выхватил нож, сделал переворот и наугад прочертил перед собой дугу. Появился свет фонаря слева, я быстро бросился навстречу, но почувствовал боль в лопатке – фашист попал в кость. Продолжать поиски нарушителя я не мог. Еле шевеля ногами поднимался наверх. Старался держаться поближе к сети. Временами придерживался за кольца.

Нарушитель появился сверху. Фонарь направил мне в лицо. Я выдохнул и опустился глубже. Под руки попались кабеля электросварки. Враг был всего в метре. И тут жгучая злоба охватила меня: «Врешь гад, твоя не возьмет. За Молчанова, за себя, за сына своего Анатолия, я зубами буду грызть твое горло».

И я не выдержал – бросился вперед. Но диверсант опередил меня. Удар и моя правая рука повисла. Нож полетел вниз. Я не растерялся, несмотря на боль. Защищая голову здоровой рукой всем корпусом налег на врага, стараясь прижать его к сети. Он не ожидал такого напора и на секунду замер. Еще миг и я правым плечом придавил его к сети. Фашист не сдавался. Я почувствовал два удара в грудь. Но это были сущие царапины. Он не мог размахнуться как следует. Левой рукой мне удалось нащупать электрод. Тысячами молоточков застучало у меня в висках – вот оно мое спасение и погибель врагу. И еще не до конца сознавая что делаю, я яростно начал водить электродом по баллонам врага, по сети, снова по баллонам. От яркой дуги я почти ослеп, но электрод из руки не выпускал.

Диверсанту удалось оттолкнуть меня. Слабеющей рукой я попытался его удержать, но получил еще один удар ножом скользь. Теряя сознание, успел заметить, что гад стремительно пошел наверх. Вот, пожалуй и все. Когда я очнулся, то первое что увидал – это голубой покачивающийся потолок. Стояла тишина. Где-то далеко далеко в голове поползла тягучая мысль: началась утренняя поверка, а я не услыхал сигнала «подъем!». Проспал! Попытался повернуться и встать, но не смог. Еле-еле приподнял голову. И только тут увидал, что это вовсе и не кубрик. Чей-то голос испуганно – взволновано вскрикнул:

– Ой, матросик очнулся!

Потом ко мне пришли ребята с эсминца. Принесли черешни. Большие красные, с белыми боками. Желали скорого выздоровления. Ребята рассказали о последующих событиях того дня.

…Горловина бухты была оцеплена. Десятки прожекторов освещали участок моря в добрую квадратную милю. И немудрено, что появившегося на поверхности аквалангиста сразу же обнаружили. Решили, что это я.

Широкими взмахами сильных рук он быстро преодолел небольшое расстояние до ближайшей шлюпки. Сидящие в ней протянули руки, помогли забраться. А дальше диверсант выхватил нож, поранив одного краснофлотца. Ударом весла свалил в воду другого. Но тут подоспели ребята с другой шлюпки. Обезоружили его, доставили на эсминец.

Диверсант оказался немцем. Обер – маатом, главстаршиной по ихнему – как и я по званию. Его напарником и командиром был лейтенант Дитц. Оба с немецкой подлодки У‑250. Подлодка 20 мая вышла из Констанцы курсом на Севастополь. Сутками позже в территориальных водах Союза ССР они были высажены со снаряжением на лодку пришедшую с берега и доставлены к месту операции. Человека в лодке он не знает. Лейтенанту и ему было приказано установить в порту две неконтактные часовые мины в районе предполагаемой стоянки нашего линкора «Севастополь».

Фашистского шпиона – лодочника, органам НКВД удалось задержать в тот же день.

Но это было чуть позднее. А пока были срочно спущены под воду несколько водолазов, которым я и обязан жизнью. Мне повезло: я не погрузился на дно, а повис где-то на полпути на электрокабелях сварочного аппарата. Молчанова подняли чуть позднее. Меня без сознания доставили в госпиталь. Я долго не приходил в себя. Бредил. Просил прощения у Глаши – невесты Молчанова. Рукой подавал какие-то знаки. Врачи опасались за мою жизнь. Но молодость, хороший уход и сознание, что я выполнил свой долг, делали свое дело. Я быстро поправлялся.

Приезжала жена – Зоя, с маленьким сыном Анатолием. Рассказывали о доме. Сказали, что командир обещал отпуск после выздоровления. Что мои дела идут хорошо. Через год все забудется. Но пока нужно лежать.

Приходил кавторанг с большим пакетом нехитрой матросской снеди. Долго молча смотрел на меня. С какой-то отцовской нежностью, которую я никогда раньше не замечал в его суровом взгляде. Попросил разрешения закурить в палате.

Потом пожал мне руку:

– Встретимся ли снова, сынок? Забирают тебя от нас. Не подведи! Перевел взгляд на фото сына на тумбочке, и без всякой связи добавил:

– Наши дети будут жить лучше!

Долго залеживаться в госпитале не пришлось – началась война. С первым же транспортом меня вместе с госпиталем переправили в Одессу.

Здесь я узнал что представлен к награде – ордену Боевого Красного Знамени. «За проявленное мужество, защиту Родины, умелые действия в сложной обстановке», – сказано было в приказе.

Я был рад, но и удивлен – такими орденами награждали только офицеров! Но вскоре все разъяснилось. Другим приказом мне присвоили звание младшего лейтенанта. По выздоровлению я должен был явиться в штаб Черноморского флота за назначением.

А дальше были командирские спецкурсы. Тяжелая работа в осажденной Одессе. Горечь отступления. И просто Война!

Что вам рассказать об отце?!

Веселый был. Задорный. Много шутил. С мамой, старшей сестрой, друзьями. На работе его считали весельчаком, душой – парнем.

Часто брал меня с собой. В магазин, кино, на прогулку.

Какие-то дядьки – знакомые отца, трепали меня за волосы, тетьки от которых я уворачивался, норовили поцеловать в губы.

Что еще?

Разноцветные аквариумные рыбки в большой стеклянной банке, которых невесть откуда принес отец.