Сергей Семипядный - маленькие и неприметные-3

Дмитрий приподнял чугунную голову и с неимоверным трудом выдавил:

– Не надо!

Сквозь какое-то розовое марево он увидел два прыгающих тёмных пятна, потом, ему почудилось, дохнуло сквозняком. «Она убежала к двери и открыла её?» – родилось предположение. Он хотел обрадоваться, что выстрела в затылок, очевидно, не последует, но тотчас вспомнил о Гольцове за дверью и застонал. Вскочить и выпрыгнуть в окно!.. Нет, слишком высоко. Одиннадцатый этаж.

Потом, выплывая из небытия, он услышал:

– Я ведь разобралась с пистолетиком.

Подлесный открыл глаза и повёл взглядом. Вышла дуга, зигзагообразная. Но кое-что он увидел. Знакомое женское лицо с улыбкой посередине и почти незнакомая квартира с креслом (в нём женщина и сидела), диваном, зеркалом и прочей мелочью.

Оказалось, он сидит на полу, прислонившись спиною к стене, а женщина – прямо напротив. Это Тина Алексеевна Мышенкова. В руке у неё пистолет. Его пистолет. В прошлом, правда. У оружия такая особенность: в чьих руках оно находится, тому и служит.

Тина Алексеевна продолжала:

– Вот смотрите. Видите, в каком положении эта штучка? Я больше не буду бить вас по затылку. Вот, смотрите, я прицеливаюсь и нажимаю на курок. Вы видите?

Подлесный видел. Сейчас эта рехнувшаяся вдова убьёт его.

– Улавливаете движение? – Тина Алексеевна повернула руку чуть в сторону, и Дмитрий увидел, как её указательный палец медленно жмёт на спусковой крючок. Вот-вот грянет выстрел!

А пистолет вновь смотрит ему в лицо. Потом дёргается и раздаётся… щелчок. Осечка? Нет, это она языком прищёлкнула. Приколистка, однако! Следует вскочить и отнять у сумасшедшей орудие убийства. Дмитрий заёрзал, но тело его не слушалось.

– Шучу! – возвестила Тина Алексеевна, и Подлесный увидел, как она картинным движением вставляет в рукоятку обойму с тускло-жёлтыми патронами. – Патрончики были отдельно!

– Вы издеваетесь надо мной, – пролепетал ушибленный и испуганный и принялся ощупывать свою голову. Потом, спохватившись, воскликнул: – А тот, который в стволе?..

– Что – в стволе?

– Из ствола вы патрон убирали?

– Нет, я вот эту штуку…

– Слава Богу, что спуск не нажали. Мне бы и одной пули хватило. Вы бы убили меня!

– А ты?! – свирепым голосом вскричала Тина Алексеевна. – Ты угробил моего мужа! Мне сказали врачи: он мог выжить. И он бы выжил. Если бы не ты, выродок сволочной!

– Он сам неправильно действовал! Я не хотел его смерти! И если бы он меня слушал… – спешил оправдаться Подлесный.

– Слушать?! – взревела Мышенкова. – Да ему хватило одного вашего вида, бандюги! Кто с тобой был, когда вы ворвались к нему? Говори! Или я пристрелю тебя!

– Вы про больницу? Но это же не я! – возопил Дмитрий. – Это же другие! Настоящие бандиты!

– Не ври! Ты сам говорил, что ходил к нему в больницу! – Мышенкова уже трясла пистолетом у самого носа пленника.

– Я – раньше! Не когда он умер! Это уже потом… А мы с ним мило поговорили. Он мне про Ларису сказал. И я – к вам, именно поэтому.

– Думал и меня угробить? Да? Но я сама тебя убью. И меня не посадят. У меня горе, я в состоянии аффекта. Я скажу, что ты хотел меня убить и пришёл с пистолетом.

А ведь и убьёт. Подлесный с тоской смотрел прямо перед собою и ничего не видел. И – убьёт. И – не посадят. Всё верно. А за что её сажать?

– Невинного человека… Грех, однако, – подавленно произнёс обречённый, ни на что не надеясь. – А умер он потом. Он на следующий день, когда к нему бандиты типа верзилы Никиты и чубатого Жени ввалились, скончался. Они ведь его и ранили. Никита его ранил.

– Хочешь сказать, что не ты его в гроб вогнал? – с сомнением в голосе проговорила Тина Алексеевна.

– Да! Вот-вот! – Блеснула надежда, и Подлесный воспрянул духом. – Убить хотели нас обоих. Но мне просто повезло. А потом они пришли к нему в палату. Полагаю, хотели только поговорить. Но он не выдержал. Лев Николаевич был хороший человек.

– Да сволочь он был, Лев Николаевич этот! – Мышенкова устало опустила руку с оружием и расслабленно откинулась на спинку кресла. – Но зарабатывал в последнее время хорошо. А теперь?.. Что мне теперь делать? В челноки? На панель? Так уж старая и туда, и туда. Так ведь?

– Вы прекрасно выглядите! – поспешил сделать комплимент Подлесный.

– Врёшь, – усмехнулась Тина Алексеевна. – Знаешь, что у меня траур, вот и врёшь. А если б не траур, то и поостерёгся бы. Так ведь? Хоть и одинокий тоже. Я знаю. Тебя ведь Бояркина прогнала, да?

– Ну-у-у, я бы так не сказал. Да и давно уже мы не вместе.

– Да-а-а, – печально протянула Тина Алексеевна, – вот и мой считал, что вырос из нашего брака. А сам, между прочим, уже… Но о покойниках, как говорится, или ничего, или так, намёком. – И без перехода спросила: – Выпить хочешь? За упокой Лёвы да за твоё второе рождение. Как я тебя не убила? Я же могла. Согласен? Я же чуть не нажала. Я же не знала, что не все они в железяке с пружиной.

– А где те, что в дверь названивали? – Подлесный имел в виду Гольцова, но фамилию его решил не называть.

Мышенкова пожала плечами и улыбнулась.

– А ушли. Я выбежала, а их уж и нету. Это правда бандиты были?

– Нет, это из милиции, – честно признался Дмитрий.

– Чего ж тогда?..

– Да нежелательна для меня встреча с ними. Я… В общем, долго рассказывать.

– А пойдём на кухню. Выпьем и поговорим. Я с утра уж приняла, а всё и выветрилось, пока с тобой воевала. Когда отрубился, я, правда, ещё… Встать-то сможешь? Покажи, что там у тебя. Пролома не получилось?

Мышенкова переместилась на пол, встав на колени, и осмотрела голову Дмитрия.

– Шишка и небольшая ранка. Кровь уж запеклась, – сообщила она и весело заключила: – Будешь жить. Немножко дураком, однако жить и радоваться. Пошли. Пошли выпьем. – Она поднялась и помогла встать раненому. – Мы выпьем, и ты дашь мне пистолет застрелиться.

– Но он же у вас был. Где он? – забеспокоился Подлесный.

– А на кресле я его, видно, оставила, – предположила Мышенкова. – Ладно, идём. Осторожно, дверь. Никуда не денется. Кстати, откуда он у тебя, если ты не из милиции и не бандюк?

– Да тут такая история… – замялся Дмитрий.

– Хорошо, смочим горлышки, и расскажешь. И про моего. Скажи честно, раз ты был с ним, когда его подстрелили, он вёл себя как герой или наоборот?

Подлесный затруднился с ответом.

– Понятно, он у меня такой, в общем, не герой. Вот и стишки памяти покойного случились. Он такой-сякой, в общем, не герой. Вишь, как здорово!

«Горлышки смочили» виски. Подлесный предпочёл бы водочку, но её у хозяйки не оказалось. Одновременно с процессом пития шла беседа на волнующую обоих тему. Говорил, в основном, Подлесный, а Мышенкова, по преимуществу, слушала да задавала время от времени вопросы.

– Всё, кажется, – выдохся Подлесный. – Давайте ещё по чуть-чуть, самую малость. Да я прилягу, если не возражаете. Всего на полчасика. Сотрясение, похоже, у меня. Болит башка. Эй!