Сергей Семипядный - Украл – поделись

Виктор, конечно, был не согласен с этим её утверждением. Он, напротив, полагал, что ему следовало не только руки, но также и ноги её спеленать. Тогда, вероятно, он не оказался бы сейчас в таком странном положении. Можно, конечно, сейчас встать и довести начатое до конца. Но… Но что-то удерживало его.

Спустя непродолжительное время, выслушивая, не слыша, болтовню Любы (хотя, правда, какая-то структура его мозга, подобно бортовому самописцу, фиксирующему некоторые параметры полёта: высоту, скорость, вертикальную нагрузку, контролировала общение с нежданной-негаданной любовницей), он сделал определённые выводы.

Прежде всего, и это особенно важно, Люба, осознал Виктор, вполне могла стать его союзницей. (Какой мужчина, ощущая тепло лежащей рядом с ним женщины, не пришёл бы к этой мысли?). По крайней мере, ничто не мешает ему попробовать задействовать её в данном качестве.

– Ты думаешь, что я никогда не сталкивалась с подобным? Ошибаешься. Вот послушай. Ты меня слушаешь?

– Да. Очень внимательно, – заторможенно проговорил он.

– Внимательно? Как же! Ну ладно. Так вот, – продолжала щебетать Люба, – иду я как-то с Любкой… А Любка – это тёзка и подруга моя, скажу тебе, старая моя подруга, ну, моего возраста, при этом – стройная и высокая, с походкой модели, но, правда, шаркает подошвами, как старушонка, как, ты знаешь… Ну ладно. Так вот, идём мы с Любкой и вдруг слышим – ш-ш-ши! Это машина около нас остановилась. И выскакивает мужик. Девочки, садитесь, говорит, подвезу. Ну, мы сели. Оказывается – ты слышишь? – он меня приглядел. И решил таким образом познакомиться. И начал: «Ах, вы такая! Я вас как увидел! Ах! И не мог не остановиться!»

Виктор решил, что спешить он не будет. И разубеждать женщину он больше ни в чём не намерен.

– Витенька, – произнесла Люба изменившимся голосом, – ты уже сожалеешь, что связался со мной? Жалеешь, что дал волю своей страсти?

– С чего ты это взяла?

– Ты какой-то задумчивый, отрешённый, я бы даже сказала.

– Тебе показалось.

Виктор повернулся на бок и погладил Любу по голове.

– Знаешь, милый, – сказала Люба, – если человек сожалеет о прошлом, то он, значит, подсознательно пытается его изменить. Согласен? А знаешь, что это такое? Это – попытка сдвинуть с места то, что никоим образом сдвинуть нельзя, невозможно. Отсюда – неконтролируемый расход энергии. Береги себя, милый.

– Буду беречь, – пообещал Виктор и ласково улыбнулся.

– А как ты будешь себя беречь? – спросила Люба, и лукавая улыбка осветила её лицо. – Наденешь штаны и заспешишь вон?

Бабухин и Литиков пили день и всю ночь. С перерывом на ремонт балконной двери и переезд на другую квартиру. При этом, разумеется, строили планы поимки Светки. И произносили тосты, за успех, в основном. Татьяна пыталась как-то воздействовать на них, однако безуспешно.

Утром её охватило сильное возбуждение. Надо, да, надо было принимать решение. И посоветоваться не с кем. Татьяна забежала к тётке, которая в это время собиралась на работу, и попыталась завести с нею разговор.

Однако ничего у неё не вышло, разговора не получилось, так как полчаса тому назад, проснувшись, Люба обнаружила прыщик на подбородке. И теперь ей было не до проблем племянницы, взрослой, кстати, и вполне самостоятельной. Уровень убойного и останавливающего действия прыща был столь велик, что Люба сейчас находилась в некой прострации. Она слышала произносимые Татьяной слова и что-то ей отвечала, но – в той тональности, когда диалог умирает, ещё и не успев в собственно диалог оформиться.

К тому же, судя по всему, она опять в кого-то жутко влюбилась.

Бабухин пробудился в одиннадцать часов. Бабухин окончательно отошёл ото сна лишь в одиннадцать часов, хотя ещё в десять сон уже был нарушен, сон был уже изгнан, с территории дивана, по крайней мере. Его клочья, правда, окутывали то один, то другой участок мозга, оставляя в неприкосновенности болезненные ощущения иных частей головы. Бабухин ворочался, Бабухин искал для несчастной головушки положение, в котором боль поутихла бы на какое-то время, и он бы уснул, чтобы проснуться здоровым и бодрым.

А Литиков спал. Спал, свернув своё тельце калачиком. Бабухин от зависти скрипнул зубами и поплёлся на кухню. Бутылки были пусты, в стаканах было сухо, за окном зима, в квартире – сырость и неуют. Бабухин выпил литровую банку воды и присел на табурет.

И в тот же миг вскочил на ноги, пронзённый ещё не опознанной стрелой тревоги. Бабухин быстро, насколько позволяло состояние измочаленного, истерзанного попойкой организма, побежал в комнату. Татьяны там не оказалось. Бабухин заспешил к ванной и туалету. Татьяны в квартире не было. Не было её пальто и шапки. И сапог. И дорожная её синяя сумка отсутствовала.

Бабухин подбежал к креслу-кровати и вышвырнул из него Литикова. Литиков закатился под стол, постонал, выматерился и затих. Однако Бабухин выхватил его из-под стола и бросил обратно на кресло-кровать.

– Где она?! – рявкнул Бабухин.

– О чём ты? – промямлил Литиков, разминая ладонями лицо.

– Куда она исчезла? – навис над ним Бабухин.

– Водка? Мы всё выпили с тобой, – простонал Литиков.

– Вы сговорились, гнида!

– С водкой? – попробовал вытаращить опухшие глазёнки Литиков.

– Ах, ты ещё и издеваешься, скотина?!

Бабухин с размаху ударил Литикова, однако ядро его чудовищного кулака ушло влево и вверх, лишь внеся разнообразие в состояние причёски собутыльника. Бабухин же потерял равновесие и обрушился на Литикова. Литиков заверещал. Бабухин желал бы повторить попытку уничтожить дружбана, однако когти свирепой боли вонзились в голову, превратив его в бессильно воющее животное.

Литиков, выбравшись из-под Бабухина, стал успокаивать товарища:

– Паша, дорогой, я тебе сейчас компрессик поставлю. И себе тоже. А потом что-нибудь придумаем. И ты не прав. Пили поровну. Тебе – мне, тебе – мне, тютелька в тютельку. Выпили – угомонились. И не раньше.

– Убью обоих, – простонал Бабухин.

– А Татьяна, между прочим, почти что и не пила. Только ты да я, да мы с тобой.

– Где она?

– Татьяна? – Литиков огляделся. И действительно, Татьяны не было. – Не знаю. А где она? Когда я в нирвану астрала выходил, была.

– Ты, гнида, меня спрашиваешь? – попытался приподнять голову Бабухин. – Обули меня, а теперь… О-о-о!

Бабухин добрался до дивана и осторожно прилёг.

Литиков начал потихоньку размышлять, приговаривая:

– Ты говоришь, Татьяна пропала? Впрочем, сам вижу. И думаешь, она смоталась одна? Бросила нас и – за денежками?

Прошло полчаса, а Бабухин и Литиков всё барахтались почти на одном и том же месте. Одной из причин этого было то, что Бабухин не доверял Литикову. Но и Литиков не совсем доверял Бабухину.