Дмитрий Вощинин - Зарисовки на запотевшем стекле (сборник)

Петр Александрович знакомыми тропами прошел к Воскресенскому кладбищу мимо церкви, в которой была теперь красильня.

Долго стоял у могилы родителей. Каким-то внутренним зовом не хотел отходить от этого клочка земли, как будто чувствовал, что придет сюда не скоро, а может быть и никогда.

Через Фруктовую гору и по мосту через Успенский овраг вернулся к центру города.

Проходя мимо Вознесенской церкви, перекрестился и с некоторым спокойствием отметил, что хоть она была занята школой.

И только на Московской улице душа его успокоилась: все было здесь отрадно, дорого и связано с детскими воспоминаниями.

Родной и кормивший в былые времена крепкую семью магазин выглядел добротно и солидно. Все говорило о том, что его прежние хозяева не жили одним днем. За водонапорной башней виднелся красивый и современный бывший дом брата Георгия Александровича.

Немного побыв в Москве у своих сыновей, Петр Александрович до конца своих дней остался под покровительством семьи старшей дочери Нади. Он искренне полюбил ее мужа, несмотря на его строго отрицательное отношение к вероисповеданию. Петр Александрович никогда не спорил с ним на эту тему, а просто любил и искренне уважал своего зятя Тимофея Андреевича. Он, как и его дочь, видел в нем сильного и талантливого человека, который ко всему прочему смог создал крепкую и дружную семью. Полюбил его детей и своих внуков какой-то высшей любовью и считал себя частью окружающей этой доброй семейной атмосферы.

В конце 40-вых семья жила в Уфе, где Тимофей Андреевич несколько лет работал главным инженером крупного предприятия. Потом было новое назначение, и Петр Александрович вместе с семьей вернулся в Подмосковье в Люберцы. Вскоре Тимофей Андреевич получил отличную по тем временам отдельную квартиру в Москве недалеко от метро «Электрозаводская».

В Люберцах Петр Александрович работал на инструментальном складе машиностроительного завода. На склоне лет он, может быть впервые в своей жизни, почувствовал радость созидания рабочего человека. Списывая старые токарные резцы, он перед уничтожением извлекал из них победитовые вставки, сдавал на переплавку и гордился своим хозяйским подходом к доверенному делу.

Он с удовольствием общался с молодежью из ремесленных училищ, которые во множестве проходили практику на заводе. Радовался их молодой смекалке и пытливости. Иногда в разговорах для более точного объяснения своей мысли рассказывал им некоторые библейские сюжеты. Сначала над ним посмеивались, потом стали просить рассказать еще. Ребята слушали внимательно, широко раскрыв глаза, и Петр Александрович радовался своей популярности среди этих молодых людей. Он часто говорил, как бы про себя:

– Дети мир открывают, а мы, старики, его закрываем.

Ребята не раз задавали настойчивые и живые вопросы:

– Неужели и вправду веришь, в Бога, дедушка?

Петр Александрович серьезно, но с улыбкой отвечал:

– Слепо верить нельзя. Сначала вера – корни, потом ствол – семья близкие, а уж потом сомнения – ветви, и чем выше – они короче. Верхушка настырна всегда.

– А мы, наверно, верхушки, – смеялись ребята.

Улыбался и Петр Александрович.

*** Утром, выпив молока, Петр Александрович в дороге почувствовал себя плохо. И на остановке трамвая было тоже нехорошо, но все-таки продолжал путь. Вдруг стало совсем невмоготу, нестерпимо заболело в груди и подкатило к горлу… Он упал на колени, окружающие люди помогли посадить его на лавочку.

Наде позвонили, что папа попал в больницу с диагнозом – инфаркт. Она тут же, бросив все дела, побежала в больницу, которая к счастью оказалась недалеко от дома.

В палате она его нашла быстро. Петр Александрович был по обыкновению спокоен и встретил ее с доброй улыбкой.

– Вот опять я тебя беспокою… Все будет хорошо, и я скоро приду домой.

– Доктора говорят – у тебя инфаркт. Надо лежать и слушаться врачей.

– Я слушаюсь, но они ошибаются: я просто немного отравился. Сейчас чувствую себя хорошо. Мне тоже говорят, что даже вставать нельзя… Я не хочу… и не надо…Мне иногда нужно…выйти.

– Нет-нет лежи…я подежурю,…все сделаю.

– Надя… иди спокойно домой,…все пройдет.

– О чем ты говоришь?

– Я все думаю… сколько забот я приношу тебе… и стал обузой… своим детям.

– Но твои дети…встали на ноги, все получили высшее образование, выросли умные, добрые…самостоятельные…разве этого мало…

– Бог им помощник… Ты права… ведь никто не погиб на войне… у всех дети… И внуков моих я люблю и молюсь за них…

– Ну вот,…дай смахну твои слезы.

– Вот я все думаю, может хорошо, что Бог не дал моим детям сильных родителей,… которые своим влиянием…могли бы завести неизвестно куда… а так легче пережить трудные времена…Антихриста… так… хорошо… Прав и неправ был Егор…человек,…когда ему трудно,… он странник… Божий…

– Что-то я тебя не совсем понимаю…

– Всякая сила боится слабости… Ты… правда, иди… И не беспокойся… Все будет хорошо.

В словах его чувствовалась необычная твердость. Как-то по-детски повинуясь своему отцу она пошла домой с чистым сердцем и спокойной душой и казалось ничего не могло произойти, кроме хорошего.

На следующий день она испекла любимых отцом пирогов с морковью, взяла несколько спелых яблок и пошла в больницу. Поднялась в палату,…но папина койка была пуста. Вышла в коридор, ища его глазами. Подошла сестра и на ее вопросительные взгляды опустила глаза. И тут только ужасная мысль насквозь пронзила ее. Сестра побежала за водой. Остальное Надя помнила как в тумане…

Потом уже после похорон она вспомнила, как отец совсем недавно говорил ей, а она рассеянно слушала, как ей показалось потом, чтобы ясно вспомнить значительно позже:

– Жизнь не может быть лучше или хуже,… если человек не подвержен искушению зависти и стяжательства, это собственное Я… дом…семья, дети… поле, лес, река… прозрачная весна, насыщенное цветением лето, наполненная чувствами осень и мудрые мысли морозной зимой…

Петр Александрович умер в1952 году и похоронен в Москве на Пятницком кладбище. Он на три года пережил своего старшего брата Валентина, которому также не привелось принять свою смерть в родном городе.

Сбылось предвидение Георгия Александровича о странствии братьев.

Валентин Александрович, принял новую власть без сожаления, и после национализации торгового дома честно и добросовестно работал на фабрике «Красный луч». С 1926 года продолжил свою деятельность на посту коммерческого директора текстильного треста во Владимире. В 1929 году перенес тяжелую болезнь, получил инвалидность и уехал с женой и больной младшей дочерью Марией на Северный Кавказ к старшей дочери Наталье, которая работала там по направлению после окончания института.