Дмитрий Вощинин - Солнце, сердце и любовь

– И что же, разобрались?

– Видимо… Меня и всех окружающих подробно опрашивали и заставили писать объяснения. Я написал честно про себя, что «доверял», «не придал значения» и т. д. и т. п… А многие начали врать и изворачиваться, хотя многое знали и замечали ее связи с иностранцами… Там были «серьезные ребята», сопоставили все по минутам и до мелочей. В результате – полетели головы покрупней. И такая мелкая сошка вроде меня никого уже не интересовала.

– Выходит, вы родились в рубашке.

– Что-то в этом роде… А непосредственный начальник, с которым Наталья работала, был наказан и выслан из страны, также как и работник отдела кадров. Потеряли свои должности и консульские работники… Впоследствии я узнал, что отец Натальи умер от сердечного приступа… Так что тогда это было…совсем не просто.

– Что же все-таки двигало этими людьми?

– Вот вопрос… Думаю, что не только лучшая жизнь, как говорили тогда.

– Я, наверно, тоже бы сбежала, как вы говорите.

– Не спешите с выводами… Нельзя отделять время и ситуацию… Я вам надоел своими воспоминаниями, – задумчиво заключил Роман Григорьевич.

– Так вы не хотите завершить свой рассказ? – игриво заметила Юлия Борисовна.

– Говорить, собственно, нечего. Я сам не знаю конца этой истории.

– Когда-нибудь все будет известно, – весело взглянула она на него.

Роман Григорьевич улыбнулся и как-то необычно посмотрел на свою коллегу.

Он ловил себя на мысли, что какая-то неведомая сила безудержно влекла его к этой неизвестной ему молодой жизни. Он не понимал, что именно, но эти светло-рыжие волосы, яркие глаза или широкие губы манили его все больше и больше. Подобно «Царю Салтану», он чувствовал, как «взыграло в нем ретивое».

Он даже испугался и решил отмахнуться от всего этого.

– На сегодня вам, видимо, достаточно… я отвезу вас домой, – произнес он тихо.

– …Еще есть время… я прогуляюсь по саду, – сказала она, думая, что он последует за ней.

Но Роман Григорьевич намеренно не пошел, сославшись на дела. В окно он видел, как она ходила по саду, внимательно рассматривала деревья и цветы.

Позднее в машине он подчеркивал, что вынужден находиться с ней рядом, отвозить и привозить ее из гостиницы, благодаря необходимой на первых порах опеке из-за незнания страны.

Перед тем, как войти в гостиницу она вновь необычно посмотрела на него.

«До чего же он старомоден, но мил…», – подумала она.

– Завтра выходной… Я вас прошу, покажите мне достопримечательности Каира… вы же их хорошо знаете…

– Принято, – стараясь быть безразличным, сухо ответил он.

– Тогда жду вас в 11.

Она выговорила это, как знающая цену своей власти женщина, и Романа Григорьевича это не обидело.

Юлия Борисовна, конечно, обратила внимание, как загорались его глаза при взгляде на нее и, повинуясь непонятной воле, приняла его благожелательные надежды.

«А что… это может быть и подспорьем при обретении нового статуса и определенных знаний», – почти хладнокровно подумала она.

На следующий день они ездили по городу, прогуливались по паркам и площадям, обедали в ресторане с национальной кухней. Вечером Роман Григорьевич предложил посмотреть световое представление в Гизе у подножия Великого Сфинкса.

Приехали на место, когда солнце уже почти спустилось за горизонт.

В облике освещенного огнями загадочного сакрального символа было что-то более сверхъестественного, нежели могла позволить неординарная режиссура спектакля. Рассчитанное на неожиданный ежеминутный успех представление изобиловало световыми красками и таинственными тенями. Могучий голос из глубины веков придавал красочному действу космический смысл. Отражающийся свет на комплексе громадных пирамид представлялся в форме огненных языков пламени. Как это ни странно, Роман Григорьевич незримо ощущал в этом свете кусочек солнечного луча, проникающего в него все глубже и глубже.

Наедине с Юлией на фоне символического сакрального камня и профиля сфинкса он ощущал необычный прилив энергии, которая загадочно и неведомо влекла его к рядом сидящей женщине.

Теперь он окончательно понял, что Великий Сфинкс как бы сам искал его.

Еще в юности этот образ удивил его в стихах Блока.

Юлия была неоднозначно похожа на египетскую царицу. С наступлением темноты стало немного прохладно, и Роман Григорьевич предусмотрительно захватил для нее свой красивый теплый свитер. Она с удовольствием его надела и одарила хозяина теплой улыбкой. Время от времени он ловил ее восхищенный взгляд, и эти искры отдавались в его сердце.

Он вспомнил, что когда первый раз увидел сфинкса в Гизе у подножия пирамид, не мог отделаться от ощущения, что это все виденное находилось в глубине его души уже давным-давно. Сфинкс привлекал несказанно ярко и с новой силой звал, как будто хотел что-то сказать, объяснить.

Странные сны и отголоски этих снов он чувствовал всю свою жизнь, ощущая невообразимую значимость в разгадке прошлого, неотделимого от этой необычной цивилизации.

Как будто все говорило, что цивилизации рождаются и умирают безвозвратно, возрождаясь с новой силой и в новых формах. Но для них отпущен определенный срок, после которого останутся только камни.

Да и камням, свидетелям прошлых величий, тоже отведено конкретное время.

Роман Григорьевич взглянул на свою спутницу, она смотрела вдаль так отрешенно, будто вспомнила о ком-то. Вот опять посмотрела на него, как бы случайно, но смотрела так, будто читала его мысли.

В ушах, вновь прозвучало:

После представления под впечатлением увиденного пошли к машине.

Луна красовалась ярким вертикальным яйцом. В нежном черном облаке она давала рыжий ореол, который кружил голову. Роман Григорьевич остро ощущал, как чувства натянуто обострились в нем и невольно обнажались в желании.

В машине несколько минут ехали молча.

Юлия первая произнесла:

– Сфинкс смотрит на Восток сказочно загадочно и высокомерно… такой спокойный… уверенный в своем величие…

– Он загадочен. Как и сама природа. Послушайте Федора Тютчева: