Георгий Богач - Бегство из психушки

– Надоела политика. Давайте лучше поговорим о медицине. А ведь в медицине царит диктатура, а не демократия. Диктатура главных врачей, диктатура научных идей, часто устаревших, и диктатура престарелых научных руководителей. А если у кого-то из молодых рождается новая идея, то он вынужден делиться ею с начальством, иначе его затопчут и в порошок сотрут. А если он набрался смелости и написал статью в научный журнал, то в соавторы тоже надо включать начальство, иначе оно не разрешит отсылать ее в печать. Это же средневековое «право сеньора»! Вас тоже всегда включают в соавторы статей, монографий и учебников, поэтому у вас так много печатных работ. Это вы поддерживаете средневековье в науке.

– Не я его придумал, и не мне это отменять. Не я же наполнил науку средневековыми ритуалами, которые регламентируют даже эпитеты в докладах с трибуны. Надо помнить, что академик – великий ученый, а профессор – выдающийся. Доцент – видный ученый, кандидат наук – состоявшийся, а диссертант – подающий надежды. Научный руководитель – «генератор идей», благодаря которым диссертант, «с сыновней благодарностью и преданностью впитавший их, со временем тоже может добиться своей весьма интересной научной работой определенных успехов».

– А я по наивности своей думал, что в медицине главное – это хорошо лечить.

– Это, конечно, тоже желательно, но не обязательно. Главное, все подробно и качественно отобразить в истории болезни, потому что по этим записям судят о качестве лечения. Кстати, вас неплохо подлечили в добываловской больнице, вы стали внятно излагать свои мысли и адекватно рассуждать. Если я не ошибаюсь, вашим лечащим врачом была эта, как ее, кажется, Софья Николаевна Валко? Как мне докладывали, она вас лечила электростимулятором, который прикладывала вот сюда, – Нежков приложил руку к своему затылку.

– Вы ошибаетесь, уважаемый Владимир Андреевич, Софья Николаевна прикладывала электроды своего прибора вот сюда, – Антон показал на шею. – К голове она даже не прикасалась.

– Значит, прибор у нее все-таки был, она вас им лечила и прикладывала его электроды вот сюда. Так?

– Так, ну и что? Вы что, для этого и притащили меня сюда из Америки?

– Да, именно для того, чтобы узнать, как вас лечила Софья Николаевна Валко. Вы убедительно показали на себе, что она стимулировала вам шею под основанием черепа, как раз там, где разветвляются артерии, питающие мозг. А я снял этот сюжет на видеокамеру, – Нежков достал из нагрудного кармана рубашки плоскую коробочку. – Теперь секрет Валко мне известен и вы мне больше не нужны. Но вы, конечно, можете еще погостить в этом отеле, сколько пожелаете. Это мой вам бонус в благодарность за ваше откровение, – Нежков улыбнулся, натянув кожу на костях лица. Глаза его смотрели из глазниц, как из бойниц. – В благодарность за то, что вы, не моргнув глазом, сдали мне вашего врача с потрохами, не потребовав взамен ничего, даже тридцати сребреников.

– Раз я вам больше не нужен, то, пожалуй, куплю себе билет до Америки и улечу. Вы мне тоже не нужны. Вы – типичное б. у., все еще желающее быть востребованным и у дел. На таких мудозвонов, как вы, я насмотрелся в Союзе художников. Там много людей – оболочек без содержания, подобных шкуркам, сброшенным змеями между камнями. Издали эти шкурки похожи на змей, но абсолютно пусты. Верните мои документы.

– Все документы у Гришки Бардецкого, а он исчез. Мы его ищем, но никак не можем найти. Ему, охламону, поручили вежливо доставить вас ко мне, а он применил свои грубые провинциальные методы. Его тоже можно понять: тяжелое детство в семье деспота-отца – председателя колхоза. Единственным развлечением маленького Гриши была охота на уток на вверенных отцу колхозных прудах. Там Гришенька любил ловить лягушек, отрывать им лапки, бросать обратно в пруд и наблюдать, которая их них быстрее доплывет до берега. Говорят, что именно от лягушек он подцепил бородавки, усыпавшие пальцы его рук. За поведение Бардецкого я приношу вам свои глубочайшие извинения и готов компенсировать их материально. Хотя художника-портретиста, избалованного гонорарами, деньгами не удивишь. Так что просите у меня чего сами пожелаете, но только не свои документы.

– Для начала я хочу у вас спросить, где тут можно купить нормальную выпивку?

– Ну зачем же ее покупать? Вам ее принесут. Что вы пьете?

– Для начала пусть мне принесут две… нет, три бутылки нормального виски. Закуски не надо. У меня полный холодильник жратвы. Хотя нет, пусть принесут соленых огурцов и настоящих домашних котлет.

Дмитрий поднялся из-за стола со стопкой водки в руке.

– А теперь я предлагаю выпить за наших однокурсниц, которые не стареют, но с каждым годом становятся все женственней и красивей, – Дмитрий выпил, не отводя глаз от Софьи.

Все выпили и стали закусывать. Сашка Кудряшов поднялся из-за стола и подсел к Дмитрию.

– Вот скажи мне, Димка, как это ты сумел организовать свою клинику? Учился ты неважно, два раза на втором курсе оставался, ни блата, ни денег у тебя не было. Отец твой всего-навсего отставной майор, у которого к тому же не очень-то, по советским меркам, хорошее происхождение.

– Я и сам не знаю, как это получилось. Стечение обстоятельств. Лучше ты, Саня, расскажи о себе. Ты же после четвертого курса на военный факультет в Саратовский мединститут перевелся. До какого звания дослужился?

– До подполковника. Сейчас заведую детским отделением в госпитале.

– Понятно. А почему твой лучший друг Тин не приехал на встречу?

– Валентин Литвиненко? Уже два года, как его нет. Он курил по две пачки сигарет в день, вот его легкие и не выдержали. Новообразование.

– Помянем его.

– Помянем.

Сашка с Дмитрием выпили не чокаясь.

– Дима, а почему ты решил устроить банкет однокашников здесь, в своей клинике? Для такого случая можно было какое-нибудь кафе арендовать, – спросила подошедшая к ним Света Баланенко.

– Я так замотался с очередным лицензированием этой клиники, что просто не успел найти ничего подходящего для банкета. Это моя сестра-хозяйка стол в зале ЛФК накрыла. Правда, неплохо? Она раньше в ресторане работала, так что в таких вещах разбирается.

– Раз ты был так занят, то нужно было поручить организацию кому-нибудь другому.

– Ну что ты пристала к человеку? Здесь очень хорошо, душевно и уютно. Посторонних людей нет, никто не мешает нам общаться, собралась только наша родная одиннадцатая группа, – возразила седая как лунь Люда Гаркуша. – Дима, включи-ка лучше музыку, потанцуем.

К ним подошла Софья. Люда осмотрела ее с головы до ног.

– А у тебя ни одной седой волосинки на голове. Ты что, красишься?

– Пока еще не приходилось, – ответила Софья.