Александр Архангельский - Музей революции

Я перебрался к ней. Нам было славно. Безответственный взаимный интерес людей, которые сейчас сошлись, а завтра разойдутся: вот ты какой? а ты – такая? Я сравнивал Джоан с советскими красотками; они ей в пятки не годились. То, что мы тогда считали томностью, кокетством, а иногда отвязностью, было только следствием неопытности и проявлением тяжелых комплексов. На первом же свидании – рассказ о прабабушке-польке (не встречал ни одной хорошенькой советской девушки без таинственных польских корней, как не встречал и без бабушки-ведьмы), русалочий смех с обязательным закидыванием головы, через месяц – намек на замужество… как я мог это терпеть?

Но через месяц, во время завтрака (овсянка, будь она неладна) Джоан внезапно побледнела, выбежала в туалет. Вернулась грустная.

– Что с тобой?

– Так, показалось.

– И все-таки?

– Да нет, я говорю тебе, что ничего.

– Джоан. Я начинаю нервничать. Я имею право знать.

– А ты уверен, что тебе это нужно знать? Ну ладно, я скажу. Хочу быть от тебя беременной, но ничего не получается.

Я опешил.

– Зачем беременной?

– Ты глупый какой. Чтобы родить ребенка.

– Зачем ребенка?

– Ты снова глупый. Чтобы он у меня был. Такой, как ты. И тогда ты на мне женишься. Ой, вижу, ты испугался! Не бойся, я шучу. Не будем жениться. Смешно, да? Я смешная?

– Смешная, – ответил я и внутренне поежился. И решил быть осторожным.

Сейчас не помню, почему я снова оказался в Кенсингтоне. Допустим, нужно было передать ключи очередному грантополучателю. Возвращаясь, я забрел на тамошнее кладбище. Роскошное, литературное, со строгими воронами, печальными тропинками, тенистыми деревьями и торжествующим безлюдьем. В ярко-зеленой траве суетились серые белки; хватали хлеб и, прижимая лапками к груди, обгрызали его со всех сторон, как дети слизывают вафельное мороженое по кругу, и бросали остатки воронам. Те хватали на лету; за ними стайками носились голуби.

Я медленно, с чувством прошелся по главной аллее. Останавливался, проглядывал приличествующие надписи, пока не наткнулся на странную могильную плиту. На ней было написано латиницей: полковник советской армии Степанов. Пятиугольная звезда. И одна-единственная дата: 13 февраля 1918. О смерти ничего не сказано.

Как такое может быть? Воображение включилось на четвертой скорости; в голове нарисовался план романа; тут я услышал мокрый скрип: кто-то шагал по кладбищенской гальке.

Оглядываюсь. За моей спиной стоит хорошенькая девушка, не то, чтобы красивая, но весьма располагающая. Рыженькая, маленькая, свежая. На плече – большая холщовая сумка, с какими ходят юные художницы. Девушка говорит мне по-английски, с едва заметным русским привкусом (по такому же акценту меня когда-то вычислила Джоан):

– Тоже пробуете разгадать загадку?

В этом «тоже» сразу заключалось многое. Намек на общность. Обещание возможной встречи. Не знаю, как сказать точнее.

Тома не была художницей; она училась в Лондоне на галериста и собиралась делать деньги на искусстве. Рисовала между делом, потихоньку, для себя. Например, кладбищенские памятники. И тщательно скрывала это от знакомых; фи, какой отстойный реализм.

Нам оказалось по пути; мы заглянули в бар; на третьей пинте я должен был себе признаться, что соскучился по привычному советскому кокетству. По польским корням и намекам на ведьму. Так в хорошем ресторане вдруг начинаешь мечтать о столовской котлете и о булочке с маком за десять копеек. Или хотя бы с повидлом, за восемь.

В тот день я возвратился поздновато. И не безупречно трезвым. Джоан была взвинчена. Демонстративно принюхалась: пиво? очень хорошо! и в одиночку? ты решил спиваться с горя? русские страсти? встретил старого знакомого? шел по Лондону, и встретил? бывает! а что же нету следов от помады? твой знакомый не красит губы?

Что-то я наплел, мы помирились. А через неделю Джоан пришлось уехать в Страффорд, на шекспировскую конференцию; она смеялась: спасибо русским шекспиристам , что не знают языка Шекспира, они дают нам заработок. На прощание поцеловала строго: смотри! у меня была прабабушка-шотландка, мы все красивые и у нас есть огромная ревность! Ты меня еще не знаешь.

Я узнал…»

♠ А трех за раз слабо́? Какой вы Бойкий.

Следующий комментарий удален администратором, ветвь дискуссии заморожена.

† В 90-м, говорите? Защитились? Поправили бы биографическую справку, тогда мы бы, может, и поверили.

♣ По логике фальшивого сюжета и шекспировским аллюзиям, вы привели к себе советскую подружку и попались. После чего вдвоем легли на кладбище, под могильный камень Степанова. Дешевая литературщина.

$ Грубо.

☻ Я бы на ее месте никуда не уехала, а стала бы следить за вами:-)

$ Нет, она уехала.

☻ А зря.

ѻ А Вы не перепутали Библиотеку и Музей, коллега? Вы какой маршрут нам описали? Вы в Лондоне-то были? или рисуете по карте?

$ + 1. Вы слишком проницательны.

♥ Да что гадать? Вы позвонили из Джоаниной квартиры – этой вашей Томе. И отправились к ней. Джоан вернулась раньше времени, посмотрела последний набранный номер, залезла в справочник, а дальше – сцена под названием «не ждали».

$ Я потрясен. Так все и было. Хотел сегодня рассказать еще историю про перепутанные мейлы – в девяносто шестом, и про ошибочные смс, в двухтысячном, но вечный сюжет от перемены технологий не меняется. Поэтому ставлю точку и бегу на службу.

♥ А ведь она вас, уважаемый, любила. Что же вы с ней так, нехорошо…

«Сегодня почему-то вспомнилась история про одного знакомого, который, будучи в 80-е студентом северного университета, завел роман с замужней девушкой. Нехорошо, конечно, но так уж вышло.

Однажды обманутый муж пришел объясняться. Дверь открыла старорежимная бабушка нашего вертопраха. Сухая, опрятная, строгая. Оглядела незваного гостя, спросила:

– А вы, собственно, кто, молодой человек?

Молодой человек растерялся, сказал: я студент.

– Это хо-ро-шо, – одобрила бабушка. Но тут же добавила: – А вы что же, ком-со-мо-лец?

– Да, – изумленно признался обманутый муж.

– Наверное, и ком-му-нистом станете?

Тот возьми и брякни:

– Не знаю, наверное, да.

– Ну, в таком случае, – твердо заключила бабушка, – ступайте отсюда и больше никогда мне на глаза не показывайтесь.

И захлопнула дверь.»

♠ Чего ж так коротко сегодня?

$ А зачем тянуть?

«Нижняя полка столярки была забита старыми журналами. Они отсырели, от них шел перегнивший запах. По пути в нужник я забегал в столярку, наугад выхватывал журнальчик. Сортир был утепленный, со всех сторон обложенный поленьями для душа; даже зимой можно было выдержать минут пятнадцать. А летом сиди, пока не прогонят. Сумеречно, тихо. Жирно зудит навозная муха, мерцает паутина, сквозь щели тянется горячий свет.