Евгений Горбунов - Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости

– Я пакет счас возьму и зонтик, – сказал водитель, – он в багажнике, та-й проведу вас до подъезда.

– Хорошо, давайте быстрей, – в голосе руководительницы звучали устало-недовольные ноты.

Водитель вышел. Послышался звук шуршащего пакета. Дайнеко смотрела на мерцающую лампочку над входом. Через некоторое время дверь открыли.

Людмила Николаевна протянула руку. Ей помогли выйти из машины. По носу ударила холодная капля.

– А где зонт… – она с недовольством начала поворачиваться к водителю, но тут ощутила удар, сильнейший удар по голове. Сознание сразу провалилось в черную, как ночное дождливое небо пропасть…

Ударивший ее человек подхватил подмышки падающую женщину и с силой втолкнул в салон автомобиля. Дайнеко очутилась на полу между рядом задних и передних сидений. Человек запрыгнул следом, достал из нагрудного кармана легкой куртки шприц со светло-желтой жидкостью и дрожащими руками сделал ей укол в правую ягодицу. Спрятал шприц в карман и перешел на водительское сиденье. Ключ был в замке зажигания. Он завел машину и аккуратно выехал со двора. В большом немецком багажнике лежал без сознания водитель. Из его правого уха на войлочную подстилку падали черные капельки крови…

Через полчаса «мерседес» на пустынном участке набережной подъехал к одиноко стоящему небольшому джипу. Человек выволок из «мерседеса» и положил в багажник джипа женщину. Она находилась в состоянии глубокого сна. Накрыв ее покрывалом и захлопнув багажник джипа, человек достал водителя и с заметным усилием переложил его в салон. Испачкал руку и брюки в крови. Мгновение помедлил и взял пакет с покупками из багажника «мерседеса», бросил на переднее сиденье джипа. Через мгновение машина сорвалась с места и понеслась в темную страшную неизвестность.

Сознание возвращалось. На невысоком потолке тускло мерцал зарешеченный светильник. Её кто-то сильно тормошил за плечо. Колко отозвались болью в голове удары по щекам. Она с неприязнью отодвинула чьи-то руки.

Послышалось лязганье замка.

– Хватит…

– Ну, вот и хорошо, Людмила Николаевна. Рад, что вы приходите в себя.

– Мммм… – Дайнеко села на небольшой кушетке и сжала виски руками. Болела голова.

– В чем дело? Что это? – она окинула взглядом маленькую комнатку. Рядом с кушеткой маленький металлический унитаз и рядом такой же маленький умывальник. И больше ничего. Решетчатая дверь, как в клетке. За дверью был виден сидящий на стуле в полутьме человек. Он молчал.

– В чем дело? Я спрашиваю, что такое? – сознание возвращало властный голос, и он становился все громче, – а ну, быстро открывайте! Кто это?

– Не нервничайте, Людмила Николаевна. Я вам сейчас все объясню.

– Игнатьев? В чем дело? – Дайнеко почти кричала, – Игнатьев, что ты здесь делаешь?

– Я сейчас отвечу на все ваши вопросы. Не кричите.

– Я тебе сейчас покричу, – женщина подошла к двери и дернула за арматурину решетки, – а ну быстро открывай.

Подлязгивала решетчатая дверь. Игнатьев ждал истерики. Увидел налитые злобой и ненавистью глаза Дайнеко:

– Я сказала – ОТКРЫВАЙ!!! БЫСТРО!!!

– Замолчите, Людмила Николаевна.

– Ах ты, тварь, я тебе сказала…

– Дайте, пожалуйста, свою левую руку.

– Я тебе сейчас… – Дайнеко изо всех сил дергала решетку, – скотина…

Саша ухватил ее за руку, оторвал от арматуры. Сильно сжал кисть. Людмила Николаевна вскрикнула и, подпрыгнув, ударила его правой рукой. Саша чуть ниже уха почувствовал несильный толчок. В отблеске фонаря блеснул наманикюренный ноготь среднего пальца левой руки. Плоскогубцы. Игнатьев сжал ими ноготь и сильно дернул. Издав просто душераздирающий вопль, Дайнеко отскочила к кушетке. Крик смешался с рыданиями. На бетонный пол упали капли крови. Игнатьев смотрел на зажатый в плоскогубцах ноготь с розовыми кусочками то ли кожи, то ли мяса. Его начала бить мелкая дрожь.

Вдруг сознание открыло всю абсурдность и трагичность сложившейся ситуации. Горло перекрыл душащий ком, в глазах потемнело. Он положил на табуретку плоскогубцы с ногтем, нащупал в полутьме початую бутылку дешевого виски и сделал два больших глотка. Надо взять себя в руки. Еще глоток. Игнатьев закашлялся. Спирт и кашель разбавили плач и стоны пленницы.

– Я хочу, чтобы вы меня послушали, Людмила Николаевна. То, что я скажу, не обсуждается. Впредь вы должны беспрекословно делать то, что я скажу. Не обсуждать, не перечить, а делать. То, что я сейчас вырвал вам ноготь, это исключительный… исключительная акция, чтобы вы поняли, кто здесь хозяин.

Саша отхлебнул из бутылки. Стало как-то легче. Дайнеко тихо постанывала, смотря на него заплаканными глазами. Бросив ей небольшой лоскут простыни, он продолжил:

– C приветом на Колыме, Людмила Николаевна. Вы решили, что можете распоряжаться чужими судьбами и жизнями. Для вас подчиненные – это мусор, расходный материал. Но так получилось, что все поменялось.

Начинается другая игра, другая жизнь. Что бы вы ни говорили, я буду решать – что хорошо, а что плохо. И как решу, так и будет.

Саша замолчал. На какое-то мгновение их глаза встретились.

– Ты сошел с ума, Игнатьев! Понимаешь ты! Я…

– Не вы, а я! Я теперь ваш председатель правления, – Игнатьев повысил голос. – Объявляю условия содержания. Никаких пыток и физических издевательств, никаких унижений. Единственное – за невыполнение моих распоряжений – лишение питания. Питание – один раз в день – вечером. Все условия, туалет и умывальник у вас есть. Готовьтесь к худшему. Для того чтобы мы понимали друг друга с полуслова – вот мое первое задание.

Игнатьев бросил сквозь решетку небольшую книжку.

– Это учебник по геометрии за седьмой класс. Завтра вечером вы должны будете продиктовать мне все ответы на все задания. Если хотя бы больше трех ответов будет неправильными, вы будете лишены питания на сутки. Вопросы есть?

– Да, есть, – неожиданно спокойным тоном сказала Дайнеко, – ты прямо сейчас открываешь эту решетку, и я, несмотря на то, что ты сделал, буду лояльна к тебе. Дадут условный срок или год максимум. Ты ставишь на себе крест сейчас. Меня ищут уже и обязательно найдут. Пятнадцать лет будешь сидеть. Даю тебе полчаса на раздумья. Опомнись, Игнатьев, и сделай, что я тебе сказала. Не дури.

– Значит, вопросов нет… Вот вам ватка с йодом, продезинфицируйте ваш палец. И карандашик для ответов, – Саша бросил за решетку огрызок карандаша длиной сантиметра четыре, – я за точкой невозврата, шутки кончились.

На мгновение небольшое помещение окутала тишина. Дайнеко смотрела на Игнатьева ненавидящим стальным взглядом. Игнатьев встал со стула.

– До завтра, Людмила Николаевна. Посмотрим, как вы сильны в геометрии. Он поднялся по лестнице и закрыл за собой тяжелый металлический люк.