Антон Кротков - Я – пират

Кстати, во время стоянки в Мьянме на корабль прибыл новый врач. Он оказался арабом. Мне он отрекомендовался, как Эмад из Египта. Так вот, когда перед самым отходом корабля я в санчасти сдавал коллеге дела, там в это время размещались на постой пятеро нелегалов – две женщины и трое мужчин. Даже в коридорах были расстелены циновки и матрасы, на которых сидели и лежали сотни людей. Из их ртов одновременно вырывались слова непонятного мне языка, смех, пение и плач. Все эти звуки сливались в единый тысячеголосый гул. Меня завораживала картина великого «переселения народа».

Пока шла погрузка нелегалов, на корабле присутствовал местный бизнесмен, организовавший переправку тысяч соотечественников за рубеж. Догадываюсь, что бедные крестьяне долго копили деньги, чтобы заплатить этому упитанному молодцу за услугу. Когда все пассажиры поднялись на борт «Сан-Франциско» Дуче пригласил «турагента» к себе в салон. А минут через сорок фирмач прошествовал мимо меня к трапу походкой плотно поевшего и довольного жизнью человека. В руках у него покачивался в такт шагам увесистый чемоданчик из крокодиловой кожи, очень удобный для транспортировки тугих пачек из стодолларовых банкнот.

Последними на корабль пожаловали очень важного вида господа в военной форме. Поначалу неожиданные гости показались мне очень решительно настроенными. А, кроме того, вояки явились на «Сан-Франциско» не одни, а с отрядом вооружённых солдат (некоторые из солдат были мальчиками лет 11—13-ти). Казалось, что в воздухе запахло порохом. Но Дуче встретил членов делегации, словно старых знакомых. Он вышел к ним навстречу, обнялся с каждым, и разговаривал не как с проверяющими официальными лицами, которых необходимо опасаться, а как с заботливыми покровителями. Я услышал обрывок фразы одного из военных: «Вам нечего опасаться, дорогой капитан. По документам все они беженцы ООН…».

Мы выходили из порта на рассвете, когда в небе гасли последние звёзды. Вначале заря «запалила» только узкую линию горизонта над морем. Постепенно эта полоса нежно-розового цвета расширялась, отражаясь в зеркале океана. Ветра почти не было. Поверхность моря была гладкой, и как мне казалось лишь слегка вздымалась и опускалась, словно дышала в спокойном сне. Эти величественные картины никак не вязались с тем, что должно было произойти на палубе нашего корабля.

Когда рассеялась утренняя дымка и исчезла вдали тонкая береговая полоска, пираты перестали разыгрывать из себя любезных хозяев. По приказу Дуче мы должны были отобрать у пассажиров документы, после чего часть из них, словно скот, загнать в трюмы, а часть – в специальные загоны из колючей проволоки, устроенные на палубе. Почему я говорю «мы»? Да потому что мне пришлось принимать самое активное участие в этом кошмаре. Перед началом акции всех нас разбили на пятёрки. Командир каждой пятёрки выдал своим людям бамбуковые палки. Ими мы обязаны были подгонять рабов к приготовленным для них загонам. А тех, кто попробовал бы оказать нам сопротивление, было приказано без предупреждений пускать в расход.

– Заказчик заранее знает, что в пути не меньше половины «живого товара» придёт в негодность, так что разрешаю вам убить десяток мужчин, чтобы их спутники дрожали от страху. Смотрите, кого слушает это стадо, и в первую очередь выбивайте лидеров. Они потенциальные зачинщики бунта.

Такую инструкцию дал перед началом акции командир моей пятёрки – колумбиец Гомес по прозвищу «Крест на крест». Это был очень толстый огромный человек с водянистыми равнодушными глазами. От него постоянно воняло потом. Мне запомнились пальцы этого человека: короткие, толстые, волосатые и жирные. На всём, к чему он прикасался, оставались жирные отпечатки.

Я уже знал, что на этих руках кровь моего товарища Мирчи Ходжи, и поэтому с каким-то жадным болезненным любопытством поглядывал на колумбийца, подсознательно предчувствуя, что недалёк тот день, когда я поквитаюсь с ним за цыгана.

Под женский вой и детский плач, мы приступили к делу. Вначале человеческая масса, копошившаяся на палубе, никак не желала подчиняться. До сих пор не могу вспомнить, почему толпа не смяла нас в первые же секунды, пока ещё наши пассажиры ощущали себя единой многочисленной силой. Но после того как пираты жестоко убили несколько человек, сопротивление было сломлено: обезумевшие от страха женщины перестали громко кричать, а мужчины покорно опустили головы.

В трюмах были заранее сооружены твиндечные помосты из бамбукового настила, чтобы максимально увеличить полезную площадь помещений. Но каких-либо нар или других спальных мест для рабов предусмотрено не было. Людей трамбовали в грузовые отсеки так плотно (словно шпроты в консервную банку), что им предстояло провести несколько недель плавания, стоя впритирку друг к другу в страшной духоте дневных часов и в холоде тропических ночей. У пиратов была одна задача – загнать в грузовые отсеки как можно больше людей. Некоторые пленники предпочти пытке такого плавания смерть – я видел, как несколько пассажиров бросились за борт. Среди них была даже женщина с ребёнком. Периодически рядом раздавались выстрелы, – это пираты убивали тех, кто пытался сопротивляться или просто недостаточно быстро по их мнению передвигал ногами.

По меткому выражению одного из моих новых «коллег» по разбойничьему ремеслу: «Отныне наше судно превращалось в невольничий „Корабль Ада“»…

Действительно, в те дни я увидел, как в реальности выглядит Ад. Днём находящиеся на палубе невольники страдали от палящего экваториального солнца. Ночами на смену жаре приходили шквальные ветра и дожди. И всё же положение тех, кто находился на палубе, было во сто крат лучше участи рабов, запертых в трюме. Люди внизу ужасно мучались от духоты и страшной тесноты. Многие сходили с ума.

Два раза в день невольники на верхней палубе выстраивались в очередь к раздатчику пищи, чтобы получить свой половник затхлой воды с червями и долгоносиками и горсть риса или заплесневелых сухарей.

В трюм же надсмотрщики просто спускали воду и еду на верёвке, не заботясь о том, чтобы каждый находящийся внизу узник получил свою пайку. Вместе с пустыми вёдрами наверх поднимали трупы скончавшихся в пути людей, которые сразу выбрасывались за борт. Вскоре к трюмам стало невозможно подойти, такая оттуда поднималась вонь – вдобавок ко всем мучениям узников корабельного подземелья в их казематах не было туалетов.

А вот для тех, кто находился на верхней палубе, отхожие места были устроены – узкие деревянные платформы, установленные за бортом корабля. То есть людям приходилось, справляя естественную нужду висеть над водой, вцепившись руками в ограждение борта. Туалетов было только два. Да и то, пользоваться ими разрешено было только несколько часов в день. Поэтому каторжанам приходилось часами ожидать своей очереди.