Алексей Синицын - Искусство скуки

Они часто сидели в её квартире, не включая электрического освещения. Начинало темнеть, и Агнетта в радостном возбуждении ждала, когда в доме напротив, начнут зажигаться окна. А он тихо наблюдал за ней из глубины комнаты. «Смотри, смотри! Они никогда не зажигаются по одному. Всегда уже есть какой-то рисунок, определённый знак!». В древности гадали по печени животных, по полёту птиц. Агнетта научилась гадать по вечерним окнам и даже пыталась научить его. Однажды он и вправду увидел, как вечерние окна нарисовали на фасаде в точности созвездие Кассиопеи, а рядом с ней Цефея, как это и было в северном полушарии звёздного неба. «И что это значит?» – спросил он, прижимая её к себе. «Это значит, что я царица Эфиопии, – совершенно серьёзно, с поистине царским достоинством ответила она, – а ты мой муж Цефей».

Серж затормозил на светофоре и заметил, как по тротуару идёт немолодая бездомная женщина всеми своими движениями удивительно напоминающая змею, по её телу периодически проходили мелкие s-образные волны. Женщина, то и дело останавливалась и высовывала изо рта кончик своего тонкого языка, чтобы уловить направление ветра, а потом двигалась дальше. Серж наклонился к лобовому стеклу, ему показалось, что он даже видел, что её язык был раздвоенным. Но сзади ему уже сердито сигналили. Он медленно тронулся, но ещё довольно долго посматривал на женщину-змею в зеркало заднего вида, не обращая внимания на упрёки в нерасторопности со стороны, вынужденных объезжать его раздражённых водителей.

Агнетта была единственной женщиной, от которой он ничего не хотел. Ему даже не хотелось что-нибудь от неё хотеть когда-то, в будущем. Ведь это так здорово и так просто, наслаждаться ею, радоваться ей, не желая ничего от неё. Но любовь к женщине почему-то всегда оказывалась теоремой, которую постоянно нужно было доказывать. (Дорогая, я никогда не брошу, ни тебя, ни твоих детей! Да, но у меня нет детей, дорогой. Ну, по крайней мере, ты ведь есть сама у себя, дорогая? Сомневаюсь, но я есть у тебя дорогой. Но у меня вообще ничего нет, дорогая! Как же тогда у меня можешь быть ты? То есть, если у нас появятся дети, ты тоже вот так запросто скажешь: «У меня ничего нет, дорогая». И детей наших тоже, скажешь, у тебя нет? Дорогая, но их и в самом деле нет… Конечно, нет! А как я могу решиться иметь детей от такого кретина, у которого даже меня нет?!). Ах, Наташа, Наташа… Ты знала, что со мной делаешь. Ты познакомила меня с женщиной, которую я буду жалеть всю свою оставшуюся жизнь, превращаясь в загадочный тибетский гриб, не подлежащий человеческой классификации.

Зачем она подарила мне эту дурацкую электробритву? Я только хотел начать отпускать бороду. У меня была бы хорошая борода, как у Омара Шарифа… Шариф, мальчик мой… Как ты там? Подожди, подожди немного, и я к тебе обязательно вернусь. Ты вырастешь, и всё у тебя будет хорошо. Ну, может быть, не всё… Не всё конечно… Но я тебя не брошу. И ты тоже сможешь отпустить большую красивую бороду, которой нет у меня по причине подаренной мне электробритвы. Вот увидишь, тебе тоже кто-нибудь подарит электробритву, но ты, в отличие от меня, будешь радоваться ей. А я, может быть, глядя на твои отполированные до воронёной синевы щёки полюблю свою. Представляешь? Мы будем бриться вместе, глядя в одно и то же, заляпанное капельками зубной пасты старенькое зеркало, и весело скалить друг другу белые ровные зубы из слоновой кости. Потерпи немного…

Слушать пение птиц казалось мальчику, куда более увлекательным занятием, чем помогать отцу, стричь вечно брыкающихся овец, или пересыпать зёрна в хозяйственной пристройке для того, чтобы каменные жернова, которые мать ежедневно крутила вручную не засорялись всякой шелухой и мусором. Пересыпать зёрна конечно лучше, они не брыкаются, как овцы, когда их избавляют от лишнего, но они сильно пылят, так, что трудно дышать. Вот, если бы его кто-нибудь избавил от всего лишнего, он бы не брыкался и не пылил, а сам, наверное, стал бы петь как птица легко и радостно. У птиц ведь нет зубов, поэтому они могут петь так легко и радостно, даже лучше, чем имам Сааддин…

– Я понял, кто тебе нужен! – Хабиб уверенно прервал его мечтательные размышления.

Они лежали рядышком на невысокой траве в небольшой финиковой роще, начинавшейся сразу за старой полуразрушенной городской стеной, которая теперь была никому не нужна, кроме живущих в её расщелинах пауков и ящериц.

– Кто? – Мальчик подпёр рукою свою тёмную, курчавую голову, чтобы не пропустить ни слова.

– После того, что ты сделал, отец точно не повезёт тебя в Эль-Рахтум, а о зубах из слоновой кости и думать нечего – дорого. – Его старший товарищ продолжал неторопливо рассуждать вслух, продолжая лежать на спине.

С Хабибом, как всегда, трудно было поспорить, парень он был, несомненно, ловкий и о жизни знал гораздо больше Шарифа, это тоже нужно признать. Чего там говорить, у него уже волосы росли на лобке! Отец Шарифа действительно пришёл в бешенство, когда увидел, как мальчик записывал на магнитофонную плёнку Коран в собственной возмутительной музыкальной обработке, держа в руках фонарик, в качестве микрофона, и совершая непристойные движения, в подражание современным западным исполнителям. Наверное, из дома бы выгнал, или прибил, если бы не мать. Хабиб был прав, Эль-Рахтум с его специальными врачами – бесстрашными укротителями непокорных зубов, навсегда захлопнул для него свои неприступные городские ворота.

– Это уж точно, – вздохнул Шариф, – но, что же мне делать?

– Тебе может помочь только один человек – Бахти-факир. – Хабиб изрекал слова с особой значительностью, почти как сам имам Сааддин на проповеди.

– Цыган? – В голосе мальчика послышалось слабое сомнение.

– Дурак ты! – Хабиб быстро развернулся к нему. – Он не цыган, а – банджар!

– Банджар, а всё равно кочует с цыганами. Отец говорит, что все они мошенники и воры. – Шариф пальцами ломал тонкую сухую соломину. Ему изо всех сил хотелось верить Хабибу, но о своих сомнениях он не сказать не мог.

В прошлом году прямо за городской стеной на несколько дней остановился бродячий цыганский цирк, по пути на север в сторону богатого туристами и деньгами морского побережья. На невиданное зрелище – волшебный, неведомый мир полный факиров, фокусников, заклинателей змей, гадалок, чревовещателей и повелителей джиннов собралось полгорода. (Шариф еле выпросил тогда несколько монет у матери, втайне от отца, чтобы посмотреть с мальчишками «на чудеса»). Ну, цыганам только того и было нужно. Многие взрослые не досчитались денежек в своих карманах, а так же кое-какого домашнего имущества. С их двора, например, цыгане умудрились своровать даже видавшего виды норовистого петуха. А ещё говорили, что они утащили с собой полуторагодовалого ребёнка. Решили даже снарядить погоню, но ребёнок потом, к счастью, нашёлся целым и невредимым.