Леонид Гришин - Возвращение

Когда Виктору принесли пиво, а мне кофе, я, наконец, спросила у него, что с ним произошло. Но мой собеседник ответить сразу не смог. При виде пива у него заблестели глаза, и он с жадностью начал пить… Я заметила, что у него сильно трясутся руки, и лицо сильно изменилось, осунулось и покраснело.

– Ну что случилось? – сказал он, выпив половину, – тоже, что и с вами. Только я вот смотрю: вы выкарабкались, а я опустился на самое дно. Так и живу уже не первый год… – сказав это, он снова начал пить.

Допив пиво, Виктор стал жадно есть. Немного насытившись, он попросил ещё пива. Я сказала официанту, и тот принёс.

– Семья? Жена? – спрашивала я его, пока он ел.

– Нет больше у меня никого, – торопливо отвечал он, не успевая глотать, – я даже не знаю, где жена. Хорошо, что у нас детей не было, – он горько рассмеялся, – уехала она к родителям, что с бомжом-то делать?

Я хотела у него что-то ещё спросить, но Виктор не дал мне этого сделать.

– Понимаешь, какое дело, как и у твоего Валентина, у меня тоже закрыли тему. У меня, правда, тема совсем другая была, но мы параллельно работали. Твой муж гений был. Он стоял на пороге великого открытия. Но нас всех не пощадили. Что я, что твой муж, мы пытались ещё как-то держаться на плаву, печатались, но не под своими именами. Что-то проходило, что-то нет, но наших имён всё равно никто не знал. Мы работали, мы не коммунизм строили! Мы работали на оборону! Какие тогда деньги были! А потом… когда институтское начальство захотело урвать себе кусок, там уже не до нас было… Темы закрыли… Кто хоть как-то был известен, тот успел скрыться, переехать куда-нибудь. А что мы могли? У нас ничего не было такого, что можно было бы продать. А то, что мы создали, то так и осталось под семью печатями, а мы – под забором. Пробовал я репетиторством заняться, современных недорослей учить. Посоветовали меня одному папаше. Интересный такой, поручил мне подготовить сына в Московский университет. Преподавал я ему физику и математику… Есть люди, которые сами учились, есть отличники, которые знают предмет хорошо. Есть те, кто на тройку знает, на двойку, на единицу! А этот был полный и абсолютный ноль! Я пытаюсь втолковать ему элементарные вещи, а он совершенно не представляет, о чём я вообще ему говорю. Или не хочет представлять. Если бы он хотя бы пытался понять, но однажды получилось так, что я прихожу к нему, а он надевает свои наушники и говорит мне:

– Ну, ты, давай бухти мне что ты там хочешь, а я пока рэп послушаю.

Сначала я попытался его словами образумить, потом попытался наушники у него отобрать. А он мне:

– Ты на кого руки протягиваешь. Я сейчас папе скажу, тебе голову отвернут.

Я посидел, посмотрел на него, а на следующий день пошёл в школу, в которой он учился, встретился с его преподавателем, а он мне так и сказал:

– Ты чего хочешь, мы их тут не учим, мы им оценки ставим… Попробуй ему поставь двойку или трояк – он тебе такое устроит! Мы пытались разные методы использовать, но всё кончалось тем, что приходил отец и говорил: «Ты что, считаешь моего сына дураком?»

В общем, бегут все учителя из той школы…

Но проблема ведь не только в учениках, но и в нас самих. Все те знания, которые мы имели, выветриваются из головы вместе с алкоголем. Лариса, ты запомнила тех трёх, которые со мной сидели рядом? Дима – химик, доктор, Вадим и Юра – атомщики. Мы уже друг друга по именам называем – совсем деградировали… Помнишь, как в детстве говорили: «Бывшие – это те, которые были в то время благородные люди». Те дворяне, которых пролетарии называли «бывшие», раньше и составляли общество. А теперь нас, учёных, те, которые сейчас правят, называют бывшими – «бывшие строители коммунизма»…

Виктор вдруг поднял на меня глаза:

– Заболтал я тебя что-то…

Я посмотрела на часы. Поезд должен был отойти через десять минут.

– Виктор, где ты живешь?

– Здесь и живу, – он улыбнулся, показав грязные зубы, – когда выпрут отсюда, а нас частенько выгоняют, то в теплоцентрали…

Грустная получилась тогда у меня встреча… Я оставила ему денег и ушла. В дверях я обернулась – он с жадностью доедал то, что осталось. Я села в поезд и думала о том, как жестоко обошлась судьба с теми, кого раньше называли «светилами науки». А что я могу сделать?

В Москве на переговорах у меня в голове была эта встреча, я всё никак не могла забыть фразу Виктора о том, что они сегодня – «бывшие люди».

Даже спустя несколько дней я не могла забыть о моей встрече с Виктором и его фразе о том, что мозги учёных почти «выветрились с парами алкоголя». Я долго думала об этом и о том, что я могу со всем этим сделать. Мыслями я возвращалась к своему прошлому, вспоминала, что и я когда-то была выброшена на задворки жизни. И если бы не та старушка, которая возродила меня… А могу ли я помочь учёным? Что я могу сделать? Пожалуй, лаборатории дать я им не смогу, но вот сохранить их жизнь и попробовать возродить их – на это средств у меня хватит.

И тут я придумала, что мне делать с турбазой… Интересно, можно ли там жить? С этими мыслями я приехала на базу и поделилась ими с Андреем Ивановичем. Больше мне советоваться было не с кем. Марина уехала в Питер, а Елены Ивановны уже два года как нет… Андрей Иванович и его жена за короткое время стали для меня как родные…

Они выслушали меня внимательно и ответили, что жить на турбазе, безусловно, можно, но они тогда спросили меня, не боюсь ли я того, что эти люди здесь устроят. Ведь несмотря даже на то, что раньше они были другими, сегодня люди деградируют быстрее, чем воспитываются. Но в целом они поддержали меня, сказали только, что для обслуживания такой группы людей потребуется женщина, которая смогла бы стирать и готовить…

Я пообещала им, что обязательно найду для них какую-нибудь семейную пару. Собираясь уезжать, я поинтересовалась, как поживает тут Пётр Васильевич.

Андрей Иванович посмотрел на свою жену и сказал:

– Вы знаете, тут в ваше отсутствие происходили странные вещи. Я пытался поговорить с Петром Васильевичем, хотел узнать, откуда он и чем раньше занимался. Но он почему-то не хочет или не может ответить на этот вопрос. Я даже в какой-то момент подумал, что у него будто бы память стёрта, потому что до определённого момента он не помнит абсолютно ничего! А сам он очень грамотный человек. С женой моей разговаривает по-французски. Чисто случайно моя жена сказала что-то по-французски, а он, и сам, наверное, не замечая, стал отвечать на французском. Я для эксперимента взял и несколько фраз сказал по-английски, а он и по-английски мне ответил… А о том, что руки у него золотые, я вам даже и говорить не буду. Кстати, вот, посмотрите, – Андрей Иванович протянул мне лист, – если есть возможность, приобретите. Это Пётр Васильевич попросил.