Валерий Гурков - Барчук

– Вайми – моя подруга по школе, – произнесла девушка.

– Красивая, – словно не знаком с ней, безучастным голосом произнёс Барчук.

– А твоя племянница разве не красавица? – с долей восторга произнесла его сестра, – посмотри, какая выросла.

– Да, время, увы, летит!

– Ещё как летит, вчера вроде я её из роддома забирала, а теперь она своих уже троих забрала. Летит время, летит.

– Тамарушка, пойду я погуляю. Возьму твою машину? Спасибо! Прокачусь по Таллинну. В Тоомпеа, в нижний… посмотрю везде, хотите, поехали со мной?

– Да нет, мы уже насмотрелись.

– Ну да, ну да…

Он оставил машину в порту и пешком пошёл бродить по знакомым улицам. Толстая Маргарита первая встретила долгожданного гостя, затем улица Пикк. Их было много, словно старых знакомых, приветствовавших его. Да они и были его старые знакомые, те с которыми он встретил детство, юность, зрелые годы. Снова приветливо его встретил и Старый Томас, радостно помахав ему своим плащом. За все эти годы город остался почти неизменным. Или ему так показалось. Поздно вечером, он забрал сестру, и они вернулись в отцовский дом.

Они приехали в дом затемно. Он подкинул брикеты угля в камин, растопленный заранее прислугой, женщиной лет сорока с обычным именем Лаура, и сразу переоделся в спортивный костюм, а сестра, как подобает её происхождению даме, облачилась в вечернее платье. Они хоть и были родными, и даже очень похожими внешне, но это была только внешняя схожесть. Во всём остальном это были два совершенно противоположных человека.

Он вырос в христианской семье, она – в католической. Да и не только в этом было различие. Он рос в бедной многодетной семье. Что такое голод – знал не понаслышке. Было даже время, когда в тридцатиградусные морозы он шел в школу лишь в одном свитере. У мамы просто не было денег, чтобы купить даже куртку. Она тянула их одна. Денег постоянно не хватало. Сестра выросла единственным ребёнком в семье. Выросла в роскоши, получив очень хорошее светское образование. У неё в доме даже холодильника никогда не было. Не было понятия: хранить продукты или покупать их про запас. Прислуга утром покупала всё на один день.

Лишнее просто выбрасывалось либо отдавалось всё той же прислуге. Когда прислуга была выходная, ходили на обед и ужин в ресторан, завтрак заказывали на дом.

Вот теперь эти два разных, но внешне похожих человека ужинали и мирно беседовали, сидя напротив друг друга за длинным столом.

– Ты так и не женился во второй раз? – полюбопытствовала сестра.

– Да нет, Тамарушка. Хотел, даже влюбился как мальчишка, но мне сказали, что я уже слишком стар, – грустно улыбнулся он.

– Ты стар? Не смеши меня. Просто твоя пассия тебя не любила. Ей что-то было нужно от тебя, а ты, видимо, этого ей не дал. Не оправдал её надежды, вот и дали тебе от ворот поворот. Не знаю, как у вас там всё было, но виноват ты сам. Скорее всего, бегал за ней, ухлёстывал. А бегать не надо. Надо просто взять за руку и вести в ЗАГС. Женщины не любят долго думающих. Напор и натиск. Вот оружие мужчины против нас. С другой стороны, это хорошо, что тебя сразу послали. Было бы хуже, если бы женился, а она бегать стала по другим. Насильно мил не будешь. Женщины, когда любят, любовью не бросаются. Они за любовь, если она настоящая, на край света пойдут. Только не говори, что жён декабристов больше нет. Есть. И много. Ради любви даже детей своих бросают.

– Мне такую, увы, не довелось встретить… Это я для неё готов на что угодно пойти…

– Вот и дурак, братец! Не любим мы тряпок мужиков. Сразу начинаем ими помыкать. Мужчина должен быть с характером, понимаешь?

– Понимаю, – кисло улыбнулся Барчук.

– А раз понимаешь, брось печаль тут разводить. Я тебе найду тысячу невест, выбирай только. У меня половина подруг разведенных и не замужем. Мало будет моих, племянница тебе поможет. Там круг девиц на двадцать лет помоложе и замуж ещё более охочие…

– Хватит с меня молодых. За глаза одной хватило.

– Ой, не зарекайся. Жизнь порой такие сюрпризы подкидывает. С ума сойти просто!

– Ты знаешь, – он, словно, замялся, – дочку хочу. Маленькую. Чтобы бегала по комнате, везде свой нос совала, вопросы задавала, про то, про это… Я сумасшедший?

– Да нет, я сама порой думаю об этом. Это нормально. Дети – это здорово! Так возьми, удочери. В чём дело?

– Пробовал. Нужна полноценная пара, вернее семья, и старый я уже.

– Заладил: старый, старый! Какой ты старый, если дочь хочешь и жениться? Женись и удочери, если жена рожать не захочет.

Но Барчук уже не слушал сестру, он словно отключился от этого мира и погрузился в свой. Погрузился в воспоминания. Память всё же вернула ему то, что недавно отобрала. Память вернула ему воспоминания о двенадцатилетней девочке, ставшей ему почти дочкой.

…Он и напарник ещё ночью пробрались в это село и забрались в полуразрушенный дом. Видимость была отсюда плохая, и они высматривали себе новое место, чтобы вечером перебраться туда. Группа ждала недалеко, в балке, поросшей березняком. Задание они уже выполнили и возвращались. В село зашли, только чтобы собрать информацию, которой порой так не хватало. Их внимание привлекла девчушка, лет двенадцати, прыгающая во дворе дома через резинку, растянутую за четыре колышка, вбитых в землю. Войны словно не было и в помине. Вышла женщина из хаты и позвала девчушку в дом. Вскоре малая снова появилась во дворе и стала прыгать. Солдат, видимо, не было. Стояла полнейшая тишина. Барчук переоделся в обычную, повидавшую многое и изрядно изорванную одежду. Через минут семь он уже разговаривал с девчушкой. Злата, так назвалась девочка, быстро и не боясь, стала охотно щебетать с ним. Солдат тут и вправду не было уже два дня, она живёт с соседкой. Родители погибли в автокатастрофе семь лет назад, а бабушку с дедушкой похоронили месяц назад. Погибли во время артобстрела. Теперь живёт с соседкой, тёткой Варварой. Это было ещё в начале лета. Через полгода после освобождения села он снова приехал туда, чтобы спросить Злату, не захочет ли она стать его дочкой. Он уже подходил почти к знакомой хате, когда начался артобстрел. Снаряды ложились прицельно, как по хорошо пристреленной мишени. Они ровно примерно через каждые 10–15 метров оставляли воронку за воронкой, точно вдоль улицы, поднимая в воздух желтое облако пыли. Какой-то холод, словно страх, зашёл в его душу. Сердце словно защемило. Он бегом побежал к хате.

…Злата лежала ничком к земле, неудобно подвернув ногу под себя, прижав телом всю ту же резинку. Тётка Варвара лежала почти рядом, под обломками хаты. Девочка была ещё жива, она улыбнулась ему и кровь хлынула горлом. Слёз у него не было. Он не умел плакать. Всё слёзы остались там, в его детстве. Он стоял на коленях и стонал. Стонал, словно раненый зверь, которого загнали в угол. Стонал от боли в груди, от бессилия что-то сделать и повлиять на ход событий. Он бережно опустил маленькую златокудрую головку девчушки на землю, осторожно подстелив под голову снятую куртку, боясь словно разбудить девочку. Дул промозглый, холодный ветер, но ему было жарко. Жарко, словно в аду. Это и был ад. Ад, созданный другими людьми, для таких точно, как они сами. Не понимая, что за всё придёт час расплаты…