Ариадна Борисова - С праздником! Валентинов день (сборник)

Багетные бордюры окаймляли окна и арки фойе, колонны были декорированы тем же багетом и зеркалами. Проходя мимо, Василий Игнатьевич пригладил волосы, выпрямился с достоинством и впервые за многие годы со смущённой усмешкой подумал о себе: а что, справный мужик.

Витрина совсем не маленького Денисова магазина «Весна подарков» манила взгляды огненным разнообразием всевозможных сердец, аж в глазах зарябило от красного цвета и всех его полутонов, как на демонстрации в Международный день трудящихся. Сердца-подушечки, сердца-открытки, светильники в форме сердца и воздушные шарики, плюшевые игрушки с сердцами в лапах, духи, куклы, россыпи брелоков и украшений, чайные пары, пепельницы, рамки для фото… А сколько людей! Продавщицы – ни дать ни взять сошедшие с подиума манекенщицы в бело-розовых платьях – с приветливой непринуждённостью беседовали с покупателями, словно с хорошими знакомыми или даже родственниками.

Сквозь пёструю взвесь голосов и шарканье ног из глубины нарядного зала донёсся смех Любы, и Василий Игнатьевич, как заворожённый, пошёл на эти воздушные со звонцами, волнисто-яблочные звуки. Она стояла вполоборота у стеллажа с подарками, что-то объясняя двум подросткам. Подстриженные белокурые волосы вились надо лбом, красивое молодое лицо выглядело усталым, но не изменилось, – по крайней мере так показалось Василию Тихонькому, сразу ощутившему на плечах бремя собственных лет. Бесшумно отступив за стеллаж, он прокрался под его прикрытием ближе к Любе и присел в зарослях вещей, как в скрадке. Пальцы безотчётно перебирали коробочки с ароматическими травами, аксессуары для ванной, а весь Василий Игнатьевич превратился в слух. Подростки удалились, и к Любе подошёл Денис.

– Любви все возрасты попкорны! Это тебе, Любовь.

– Ой, спасибо, какие чудесные! А ты с семечек на кукурузу перешёл? – снова засмеялась она, и послышался хрусткий шелест целлофана. Цветы подарил, понял Василий Игнатьевич.

– Народу – тьма, а врут, что кризис.

– Будет хороший доход.

– Хорошо покупают бельё «Ай лав ю»?

– Пять комплектов продали.

– А «Любовь» как продается? – проворковал Денис. – В смысле, кукла.

Черти в омуте Василия Игнатьевича чуть не взбрыкнули. Представив хулиганскую ухмылку племянника, едва удержался, чтобы не высунуть руку между полками для доброго тумака. Купить любовь, продать любовь… Торгаш!

– Нынешний хит – грелка-сердце, – суховато ответила Люба.

– Я бы тоже не прочь погреться о горячее сердце в холод, – произнёс Денис немного нечленораздельно, шурша пакетом. Наверное, закинул в рот горсть кукурузного средства против курения. Дальше они опять заговорили о неинтересных бухгалтерских вещах и вдруг:

– …на медосмотр… в школу сторожем взяли.

– Он здесь?.. Где он?!

Согнувшись за стеллажом, Василий Игнатьевич летящими прыжками, как всполошённый заяц, рванулся к выходу из блестящего красочного мира и опомнился только на уличной лестнице.

Денис вскоре вышел, приобнял за плечо:

– Чего сбежал-то, дядь Вась?

Василий Игнатьевич и себе не мог объяснить, почему так поступил, а Денису тем более и, багровея, пробормотал:

– Душно там… замутило.

Вкусно и быстро пообедали у киоска шаурмой в лаваше.

– Ты езжай, куда тебе надо, я по городу поброжу, – остановил Василий Игнатьевич двинувшегося к машине Дениса.

– Хорошо, – разрешил Денис, – часы есть?

– На руке, – показал Василий Игнатьевич.

– Без пятнадцати шесть будь, пожалуйста, напротив этого киоска. Видишь, через дорогу кирпичная аптека стоит? Вон там будь, заезд как раз удобный. Запомни: аптека, улица, киоск!

– Сам на трамвае приеду.

– Не вздумай, по новому адресу не найдёшь. Прихвачу тебя ровно без пятнадцати шесть у аптеки. «Виагру» на весеннюю охоту не забудь купить, – хохотнул насмешник, – и далеко не ходи, дядь Вась, заблудишься!

…В деревне Василий Игнатьевич знал «в лицо» каждое дерево у троп, и каждое дерево на пути могло подсказать, сколько он километров прошёл, а в городе впрямь легко заблудиться. Но не здесь, где голубым маяком сияет громада торгового центра, и вся жизнь будто вращается вокруг него. Стремительная, нервная, шумная, несётся городская жизнь в разные стороны по дну каменистых ущелий ручьями гудящего транспорта, человеческих потоков, влечёт людей в вёрткие стеклянные двери, как рыбные стаи в ряжи. Горячие запахи из открытых ларьков с шаурмой и шашлыком мешаются с бензиновыми парами, их разносит по переулкам февральский ветер; серое небо соткано из многотысячного дыхания, дыма и чада. Василию Игнатьевичу не хватало здесь просторного неба деревни, вольготного лесного воздуха – духа, широты его, глубины. Шагал наобум, присматриваясь к заманчивым вывескам и растяжкам, – все они зазывали куда-то, предлагали что-то и сливались в один мельтешащий базарный ряд. Качнув пятипалыми рогами, проскакал по верхам лось на фоне тайги, скрылся из глаз… Погоди-ка, застопорил себя Василий Игнатьевич и вернулся к вовсе не скачущему лосю – тот мирно стоял в рисованных кустах над дверью магазина «Охота & рыбалка».

Охотник & рыбак ходил по спортивно-промысловым секциям, восхищённо разглядывая выставочные вещи, и всякая казалась ему необходимой. Взять, что ли, сейчас пяток пластиковых уток? Нет, не в чем нести… или рюкзак купить? Давно пора сменить латаный старый…

За спиной продавец нахваливал кому-то ружьё:

– Практически классическая модель, но не хуже «помповика» подобного класса, а главное – дешевле.

Василий Игнатьевич обернулся посмотреть, что там за универсальное ружьё… и застыл. За продавцом по стене, крашенной мутновато и сине, как вечерняя озёрная водица, с резвящимися стайками краснопёрок… прозрачными дымчатыми волнами струился волосяной бредень! Никакой ошибки – это была его, Василия Игнатьевича, работа и песня, его долгие зимние вечера наедине с бубнящим телевизором… Его руки помнили науку деда Володара и собственное постижение древнего ремесла вязальщиков, помнили эти нежные узелки, вывязанные крючком Адели с думами о ней, хранимыми на донце самой солнечной памяти.

– Бреднем любуетесь? – переключился продавец на нового возможного покупателя.

– Он продаётся? – проговорил Василий Игнатьевич охрипшим почему-то голосом.

– Нет, эта самовязка коллекционная, мы её сами купили… Впрочем, если вы человек состоятельный, есть ей цена, – просквозив небрежным взглядом по шапке и куртке посетителя, продавец повернул лицевой стороной нацепленный сбоку квадратик ценника.

Цена была большая. Очень. Ещё в позапрошлом году Василий Игнатьевич удивился бы – запредельная цена. Но втрое больше заплатил ему за это изделие заказчик, пожелавший остаться неизвестным…