Вячеслав Малежик - Портреты и прочие художества

На следующий день я полетел на концерт в Пангоды, поселок в 100–120 километрах от Надыма. После успеха песни уже в концертном зале Надыма я не сомневался, что сорву овации в Пангодах. Но как я ошибался. Вечером был ужин, переходящий в банные процедуры.

– Почему меня так сдержанно приняли с песней «Надым»?

– Понимаешь, – ответил Сережа Фесенко, главный инженер Пангод, – газ добываем мы, здесь, а в Надыме сидят чиновники. Помнишь песню «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Рассею ответчик, а он спал с чужою женой»? Так вот мы – это «батальонный разведчик». Напиши что-нибудь про нас. Пангоды в переводе с языка коми – это поселок Медвежий.

Вернувшись в Москву, я рассказал эту историю А. Смогулу, и мы написали песню «Медвежий угол».

И еще… В той бане меня попросили оставить автограф на стене. Дали маркер. Я написал четверостишье. На следующий год я снова был в Пангодах и снова в этой бане. Еще один автограф на стене. Прошло семь лет. И снова Пангоды, и снова приглашают в Нашу баню, а пар там был отменный. Приезжаем. В бане сделали ремонт: новая плитка, новые светильники и мебель. А мои автографы заламинированы и остались в первозданном виде на стене. Подобная акция для меня покруче, чем закладка звезды около чего-нибудь.

А потом, уже где-то зимой, позвонил Чугунов и попросил выручить его и компанию.

– Прилетай!

– Что случилось?

– Да проблема с наличностью, нечем платить рабочим. Нужно снять напряжение. Мы оплатим твои концерты, дадим тебе вертолет, и ты с доставкой на дом привезешь свои песни ребятам.

– Идет…

Это была интересная поездка. Сказать, что я почувствовал себя газовиком, было бы нечестно, но петь приходилось, как у костра, часто без аппаратуры, часто среди кастрюль и тарелок в пищеблоке. Приходило сравнение с поездкой в Афган. Расскажу три запомнившихся случая.

На улице минус 48 градусов, вертолет не заводится, так как дикий холод. Вылетаем к вечеру. Поселок Яр-Сале ждет. После встречи везут обедать-ужинать, потому что потом сразу же концерт. И за столом мне поведали, что нам готовили встречу по северному сценарию. После выхода из вертолета около трапа должны были перерезать горло оленю и мне дать выпить кружку горячей крови. Я потом думал, как бы я поступил… Думаю, выпил бы, дабы не обижать людей, которые хотели меня познакомить с местными традициями. К счастью, наш вертолет не завелся, и олень остался жить. Так и жил дальше, не подозревая, чем он мне и вертолету обязан.

Перелет на том же вертолете на полуостров Ямал, курс на Харасавей. Вертолет занял свой воздушный коридор, а я – уже привычное место рядом с пилотом. Мы уже подружились, мы уже на «ты», он заглядывает ко мне на концерт, а я неспешно осваиваю специальность штурмана. Внизу бескрайняя тундра, очень похожая отсутствием деревьев на степь. В тундре показались яранги (это такое жилище местных жителей, занимающихся оленеводством).

– Представляешь, Вячеслав, к первому сентября детей комяков (дурацкий термин, я скажу) привозят в школу в более-менее крупный поселок, чтобы они постигали науки. А они сбегают!

– Куда?

– Да в тундру. Их потом всем миром ловят, снова везут в школу, а они снова сбегают к родителям.

– А ты ничего не путаешь?

– Чего путать? Так и есть.

– Слушай, Серега, а что если на экскурсию в ярангу?

– Да нет проблем.

Вертолет пошел на посадку и метрах в 24, ну максимально в 25 от жилища мы приземлились. Нас встретила молодая женщина, одетая в национальные одежды (я думаю, что подобный наряд был более функционально приспособлен для жизни в этой местности). Возле ее ног путались двое маленьких детей, похожих на «нанайских мальчиков» из знаменитого циркового номера. Мы поздоровались, я, как Миклухо-Маклай, подарил аборигенке свой CD, не очень понимая, где она будет слушать мои искрометные песни. Неожиданно она меня узнала, и я понял, что плоды «цивилизации» дошли до Крайнего Севера. Нас пригласили зайти внутрь жилища. Теплое, светлое помещение, в центре которого было кострище, обогревающее ярангу, и на котором готовилась пища. Вверху этого конусообразного дома было отверстие, служившее вытяжкой. На стенах и на полу лежали и висели оленьи шкуры, создававшие определенный интерьер и уют. Времени было немного, мы спешили на концерт, поэтому, обменявшись общими фразами, стали собираться. Да, забыл… В центре яранги (не понятно как укрепленная) висела люлька с еще одним младенцем. На вопрос «где отец семейства?» ответили, что «в тундре с оленями».

Переварив эту информацию, наш вертолет взмыл (а? слово-то какое!) в небеса и взял курс на Харасавей. Кстати, в Гагре, где я многократно отдыхал, в местном ресторанчике видел устройство, подобное кострищу в яранге с отверстием – дымоходом высоко под крышей. В центре был разведен огонь, а высоко над ним крепились и коптились куски мяса. Единство мира и культурного пространства, однако…

Примерно через час лета мы вошли в зону действия диспетчеров поселка Ахтарка. Напомню, я опять сидел на месте второго пилота в шлемофоне. И дальше состоялся диалог первого пилота и диспетчера, вернее диспетчерши (не знаю, правильно ли так сказать по-русски?).

– Куда летим?

– На Харасавей.

– Кого везете?

– Да артиста одного… Малежиком зовут.

– Ой, я никогда не разговаривала ни с одним артистом. Он где у вас, в салоне?

– Да нет, рядом сидит.

– А можно?..

– Все можно, – включился я в разговор.

– Это вы?

– Да, мы…

– Я никогда…

– Вы знаете, я тоже никогда не пел ни для кого, находясь в небе.

– Ой, вы для меня споете?

– Ага, без фонограммы.

– Ой, я на седьмом небе!

– А я тогда на каком? Я выше вас…

И я запел в микрофон, встроенный в шлем. Я спел «Провинциалку», потом «Мадам». Были слова признательности, мы попрощались… Прошло месяца два или три. Концерт мой в Сочи, и вдруг на сцену поднимается женщина с громадным букетом цветов.

– Спасибо, Вячеслав. Я диспетчер с Севера. Помните, вы мне еще пели по радио?

– Конечно, помню. Знаете, я не каждый день пою в небесах.

– Вы не представляете… Вы сделали меня счастливой на полмесяца. Спасибо вам еще раз.

Как иногда мало нужно, чтобы человек почувствовал себя счастливым.

А тогда мы прилетели на Ямал. Харасавей. Полярная ночь, шум газокачалок, скрип шагов газовиков, возвращающихся со смены… И все это освещено колеблющимся светом сжигаемого попутного газа. Картина нереальная, будто из фильма о космической одиссее. Мы в гостинице, через три часа концерт. Кто-то робко стучит в дверь.

– Зайдите.

Заходит молодой лейтенантик и, переминаясь с ноги на ногу, обращается ко мне.

– Вячеслав, не могли бы вы перед концертом нашим солдатикам что-нибудь рассказать, петь не надо. Мы здесь самая северная часть в России. Мы связисты.