Татьяна Осипцова - Сметенные ураганом

– Нельзя мне жареного. Я уж здешним меню обойдусь. Как там дома? Как Соня?

– Вроде ничего, – пожала Света плечами. – Но черт ее знает, что она там одна творит.

– Ох, я так беспокоюсь… На папу ведь надежды никакой. У Соньки сейчас самый опасный возраст, а время-то страшное… Каждый вечер по телевизору показывают – то изнасилования, то разбой…

Немного помолчав, Света высказала то, о чем думала уже не раз.

– Мам, надо нам как-то вместе жить. Я не могу разрываться на два дома. Да ты еще в больнице.

– Бедная ты моя, все на тебе! Как с продуктами?

– Никак. Вообще ни черта не достать! За пельменями вчера час отстояла – кончились перед самым носом. Правда, потом повезло, в овощном выкинули мясную начинку для блинов. Купила тридцать пачек. Пригодятся.

– Конечно, пригодятся, – кивнула Ольга Петровна. – Ее можно и в ленивые голубцы, и кабачки нафаршировать, вы ведь кабачки фаршированные любите. Карточки водочные отец не отобрал?

– Это у тебя он что-то может отобрать, а у меня пусть только попробует!

Ольга Петровна тяжело вздохнула.

– Светочка, я вот что подумала. Неизвестно, что дальше с продуктами будет, надо на даче всего посадить. Картошки, морковки, помидоров, огурцов… Может, кур завести? Все-таки яйца, белок.

– Еще скажи – поросенка откормить! – невесело хмыкнула Света.

– Ну, поросенка вряд ли, чем его откормишь? А вот кроликов… Доченька, я не знаю, как скоро меня выпишут. Успею ли что-то сделать?

– Не выдумывай, мам, какая из тебя сейчас работница? Лежи, выздоравливай. Я уж как-нибудь сама.

«Сама, сама, все сама, – сжимала зубы Светлана, покидая больницу. – Сегодня нужно выкупить сахар – иначе талоны пропадут, конец месяца. Кто это за меня сделает? Никто. Четырнадцать килограмм – дотащу ли?»

Она заглянула в четыре ближайших от дома магазина – сахара там не оказалось. Пришлось шлепать за три квартала, в маленькую булочную, где сахарный песок был почти всегда.

В булочной сахар действительно продавался, и очередь сравнительно небольшая, на каких-то полчаса. Выйдя с двумя тяжеленными сумками, сшитыми тетей Полей из старого кримпленового пальто, Света остановилась в сомнении: идти пешком или все-таки проехать одну остановку на автобусе? Выбрав на асфальте место посуше и поставив сумки, она взглянула на часы и поняла, что в автобус соваться бесполезно – все с работы возвращаются. Придется пешком. Она уже наклонилась взять свои сумки, но тут ее внимание привлекла мусорная площадка напротив.

Какой-то человек, стоя чуть не по колено в помойке, рылся в огромном мусорном баке. Света всегда подходила к этим помятым грязным бочкам с чувством брезгливости. И в движениях этого мужчины сквозило отвращение. На вид лет шестидесяти, в когда-то добротном, а теперь потертом драповом пальто, он, стыдливо озираясь, доставал из мусорного бака куски плесневелого хлеба, остатки кочанов капусты, подгнившие картофелины и прятал добычу в замызганный полиэтиленовый пакет.

Света замерла и смотрела до тех пор, пока мужчина не покинул помойную площадку, виновато оглядываясь и на ходу стягивая с руки резиновую хирургическую перчатку.

«Это до чего же надо дойти, чтобы искать еду на помойке? – ужаснулась она. – Что там можно найти? Огрызки, очистки, объедки… Почему он это делал? Ведь кое-какие продукты еще можно купить? Все-таки не война, мирное время».

Ей вспомнились сцены из старых кинофильмов, где беспризорники жадно запихивали в рот все, что похоже на еду.

«А вдруг завтра станет еще хуже, чем сегодня? – подумала она и вздрогнула от этой мысли. – Вдруг и всякая крупа, и макароны, и скумбрия консервированная – все пропадет? Что мы тогда будем есть?»

Светлану не волновали причины возникновения дефицита, которые порой обсуждали дома Маня и тетя Поля со своими приятельницами. Ее не волновали давние объяснения Шереметьева о падении цен на нефть и внешнем долге Советского Союза. Не волновали обещания Горбачева и Рыжкова, а также рыночные реформы в социалистическом государстве, которые они начали проводить. Ее интересовала собственная судьба. Что она будет делать, если прилавки магазинов окончательно опустеют? Чем накормит семью?

Теплый мелкий дождик заставил поднять сумки и поспешить к дому. Она была так сосредоточена на решении продуктовой проблемы, что ни разу не остановилась, не почувствовала, как оттягивает руки талонный сахар, и лишь в квартире взглянула на сведенные судорогой побелевшие пальцы с красными вмятинами. Сжимая и разжимая их, Светлана твердила шепотом, будто клялась:

«Я никогда не буду голодать. И семья моя не будет. Я буду работать, я все силы приложу, лишь бы они не голодали. И я не дойду до помойки, что бы ни происходило в этой проклятой стране!».

«Мама права, – признала она, – надо самим позаботиться о себе, ведь неизвестно, что будет завтра? Засадим весь участок овощами. И кур надо купить – знать бы, где их продают? За канавой возле леса есть лужок, с половину нашего участка – вскопать его и посадить картошки. Но копать надо рано, как только снег сойдет и чуть просохнет, а то вдруг еще кто-нибудь захочет прибрать его к рукам? Надо купить картошки на семена, и еще всяких семян – морковки, репки, свеклы, кабачков… Жаль, участок маленький. Вот был бы, как госдача Улицких – с такого участка роту прокормить можно».

Воспоминание о госдаче повернуло Светины мысли в другое русло. От Улицких осталась четырехкомнатная огромная квартира в доме на Петровской набережной… Вот оно, решение проблемы! Там все могут поместиться. Одну комнату Маньке, одну ей с Олежкой, одну тете Поле. Мама может вместе с Сонькой жить, а папашу – да хоть в кладовку, она наверняка там большая. А не захочет – пусть остается, где живет, и спивается в одиночку.

– Мань! – крикнула она, стягивая сапоги.

Подруга вышла из комнаты, ведя за руку Олежку и неловко согнувшись из-за своего большого живота.

– Мань! Мне в голову пришла замечательная идея, – объявила Света. – Чтобы всем было удобно – и особенно мне – нам надо переехать в квартиру Улицких. Я одурела уже мотаться из дома в дом.

– Но это ведь не наша квартира… – пролепетала удивленная Маня.

– Это твоя квартира.

– Но я там даже не прописана…

– Не прописана? Вот дура… Полная кретинка! Идиотка, как ты могла не прописаться?

– Но ты ведь тоже у нас не прописана…

«Но я не собиралась жить с твоим братом всю жизнь, – хотелось крикнуть Свете. – Я вообще не придавала своему замужеству никакого значения. Кто ж знал, что Славка умрет и Олег родится?»

А вслух прошипела, неприязненно глядя на подругу:

– Да, не прописана. И могу уйти к своим родителям, а вы уж тут как хотите!

Раздраженная, она ринулась на кухню. Маня поспешила следом, волоча за собой тормозящего племянника.