Татьяна Осипцова - Сметенные ураганом

Она чувствовала себя покинутой и несчастной. Не было никаких сил ездить в офис, ей стала безразлична ее фирма, пусть бы она и разорилась. С Мишей наедине не удалось поговорить ни разу, хотя Маня регулярно зазывала ее в гости, и всегда в доме оказывался кто-нибудь из знакомых – будто специально демонстрировала, что Света по-прежнему лучшая ее подруга. Миша держался на расстоянии, глазами умоляя не заговаривать с ним, а Света мучилась, гадая: не возненавидел ли он ее и что сказал Мане? Его немая беспомощность выводила ее из себя.

Однажды ей пришло в голову, что Юра ни за что не повел бы себя так. Уж он бы… Он бы обязательно что-нибудь придумал.

Теперь, когда злость на мужа и его оскорбления отступила, ей стало недоставать Юры, его наглых шуточек, насмешек. Ей не хватало даже его издевок и перепалок по поводу воспитания детей. Не хватало человека, с которым можно просто поговорить. Ведь в последние год, когда острота проживания в разных спальнях улеглась и все как-то устаканилось, они уже могли иногда разговаривать по-дружески.

Время шло, а Света все больше тосковала по мужу. Гнев и стыд, разочарование и принесенная им боль забылись, как забылись восторги безумной ночи, на смену им пришла монотонная серая грусть.

Еще она скучала по малышке, и даже больше, чем ожидала. Вспоминая Юрины слова о том, какая она плохая мать, Света попробовала сблизиться с сыном. Двенадцатилетний подросток был удивлен тем, что мама стала появляться в его комнате, зачем-то усаживается и пытается с ним поговорить. Мама не играла в шахматы, как дядя Юра, не разбиралась в компьютерах – Олегу было скучно с ней. Заметив это, Светлана отстала от мальчишки.

Вскоре выяснилось, что она беременна, и Света с удивлением поняла, что хочет этого ребенка. Впервые она хотела родить и стала мечтать о мальчике. Конечно, Юра будет рад сыну, хоть и твердит, что ни один мальчишка в мире не стоит и пальчика его обожаемой дочурки. Однако как сообщить ему, что он станет отцом? Попробовать обратиться в банк, может, там знают, где его искать? Нет, стыдно… Жена не имеет телефона мужа? Позор!.. К тому же разыскивать, унижаться… Он не должен догадываться, как она тоскует без него.

Света проклинала растяпу-няньку, забывшую взять с собой телефон, – это выяснилось в первый же день. Если б не забыла, было бы известно, где сейчас Юра и Лорочка и когда они вернутся.

Тягостные мысли беспрестанно терзали ей душу, да еще беременность протекала не так гладко, как с Лорой. Наверное, все-таки мальчик, думала Света, вспоминая, как поначалу мучилась, когда носила Олега.

Иногда ей представлялось, что как только Юра вернется, все встанет на свои места, а порой она боялась встречи с ним – ведь они так ужасно расстались…

Они вернулись в последних числах августа.

После двух дождливых недель впервые выглянуло солнце. Утро Света провела на террасе, радуясь возможности побыть на свежем воздухе, а после обеда прилегла отдохнуть.

Когда у парадного входа захлопали дверцы машин, Светлана вздрогнула, прислушалась, и тут внизу прозвенел радостный голосок дочки: «Мама, мамочка!» Вне себя от счастья Света вскочила с кровати, пронеслась по коридору и увидела Лорочку. В каком-то немыслимом сарафанчике с пальмами, загорелая, выросшая за эти три месяца, она уже поднималась по лестнице на своих крепких ножках, держа в руках большую морскую раковину.

– Это папа выловил, – важно сообщила она.

Сбежав по ступенькам, Света подхватила дочь и принялась целовать, шепча: «Солнышко мое, Лорочка, как же я соскучилась…»

Она была рада, что присутствие ребенка избавляет ее от встречи с мужем наедине. Юрий, в светлых брюках и рубашке, загорелый, свежий и помолодевший, стоял внизу и отдавал какие-то распоряжения водителю. Встретившись взглядом со Светой, он кивнул. А у нее сердце радостно забилось. Он приехал! Слава богу! Какой бы ни был, но он ей муж, и он вернулся!

Лора заерзала:

– А Олежек где? Я хочу к нему.

Света нехотя отпустила дочь, и та побежала к комнате брата.

Как поздороваться с Юрой? Сказать сразу, что беременна? Нет, сейчас она не решится. Но о ребенке прежде всего должен узнать муж. А вдруг его не обрадует такое известие?..

Прислонившись к перилам на середине лестницы, она наблюдала, как он поднимается, невозмутимый и спокойный, и гадала: поцелует или нет? Он не поцеловал, лишь заметил довольно равнодушно:

– Что-то вы с лица сбледнули, графиня. Воспользуйтесь косметикой – помогает.

И ни слова о том, почему так долго отсутствовал, ни слова о том, что скучал! Вместо этого, остановившись вровень, он небрежно окинул ее взглядом:

– Не с тоски ли по мне ты так подурнела, дорогая? – На непроницаемом лице мелькнула знакомая саркастическая усмешка.

Вот, значит, как? Она ждала, с тоски умирала, мучилась от токсикоза, а он… Внезапно Светлана возненавидела ребенка, которого носит, потому что его отец, стоящий напротив, – самый гнусный человек на свете. Глаза полыхнули яростью, которую Юрий не мог не заметить.

– Думаешь, я скучала по тебе? – выдавила она со злобой. – Как бы не так, ты мне сто лет не нужен! А бледная я по твоей вине, Шереметьев… – совсем не так она собиралась сообщить ему, ну да что уж, раз начала, то и продолжит: – Я беременна!

Он замер на секунду, подался к ней, будто собираясь обнять, но она увернулась. И столько ненависти было в глазах Светланы, что лицо его мгновенно стало жестким, а голос просто ледяным:

– Вот как? И кто же счастливый отец? Михаил Улицкий?

Подлец! Она знала, какой он сукин сын – но такого не ожидала… Или это он так шутит? Чудовище!

– Чтоб ты сдох! – выкрикнула она, дрожа от ярости. – Ты же, сволочь, знаешь, что это твой ребенок! Он тебе не нужен? Но и мне тоже! Ни одна женщина не захочет рожать от такого гада, как ты! Да лучше б это был ребенок от кого угодно, только не от тебя!

Она увидела, как исказилось загорелое лицо, как задергался его правый глаз, и в мозгу промелькнуло злорадное: «Что, проняло?.. Пусть и тебе будет больно, не мне одной страдать!»

Юрий погладил усы, будто стирая гримасу, лицо вновь стало непроницаемым.

– А что, аборт делать уже поздно? – равнодушно спросил он и, отвернувшись, двинулся дальше.

Сукин сын! Как у него хватило наглости сказать ей такое}.. Да лучше бы она действительно аборт сделала, чем рожать от этого гада! А теперь придется все вынести до конца: тошноту по утрам, набухающий тяжелый живот, долгие часы раздирающей боли. Ни один мужчина на свете не имеет представления о том, что значит выносить и родить! Или это он опять пошутил? Да за такие шутки…

Ей захотелось ударить его, исцарапать наглую загорелую физиономию, и она рванулась за ним. От неожиданности Шереметьев отступил и поднял руку, пытаясь удержать ее. Остановившись на краю верхней, гладкой как лед гранитной ступеньки, она размахнулась, но, наткнувшись на его руку, потеряла равновесие и полетела вниз по лестнице, чувствуя, как разрывается все внутри от боли.