Владислав Вишневский - Вдохновение

А на «Hello, Dolly» зрители совсем оттаяли, отогрелись. И в зале теплее стало. Лица слушателей раскраснелись, светились улыбками. Да и звук трубы Стаса когда чистый, когда с сурдиной, «выплясывал», что тебе флейта в руках факира. В связи с чем, почитателей барабанов среди ребятни намного уменьшилось. Только для них не понятно было, что важнее, чашка, которой музыкант звук инструмента изменяет, или те клапана… Обменивались понимающими мнениями где взглядами, где яркой мимикой. Фанатки, те давно уже азартно вытанцовывали за кулисами. Часто будто бы случайно появлялись из-за кулис, демонстрируя свои платья, фигурки, гибкость в танце, ритмику и любовь к музыке. Ой, будто бы смущались, увидев себя на сцене, вновь исчезали за кулисами. Зал на эти танцы реагировал благожелательно. Во-первых, девчонок знали-узнавали, да и молодость, понятное дело, – кто молодым не был? – всем показаться хочется, да и девчонки-то уже, ого-го какие… Любо-дорого смотреть! Невесты! И пусть!

И что самое главное. Самое-самое! Репертуар сегодня шёл как по маслу. Музыканты это отметили сразу. И слаженно, и возвышенно, и «вкусно», и чувственно, и технично, и даже с артистизмом – более чем вдохновенно. Более чем!! И это не смотря на холод на сцене! Всё шло прекрасно. Гораздо лучше чем там, на конкурсе. И правильно люди говорят, что дома и стены помогают. Ей-ей! Правда относительно стен музыканты наверное бы поспорили, акустика в зале не разогрета была, в том смысле, что застоялась, как мышцы у застоявшейся лошади (Пример к месту. В Волобуевске машины не всегда хлеб по магазинам развозят, то утром завестись не могут, то водитель, извините, не в «форме», то машины в снегу вязнут, а на лошадях, запросто. Исстари так, потому что живая, значит вездеход. А в холода в Волобуевске лошадей на дорогах вообще гораздо больше машин, да!) Так и музыка сегодня звучала, живая, энергичная, с огоньком, не из телевизора или магнитофона, либо репродуктора, а… Разогретая, в общем!

А вот «Аве Мария» не пошла. Хотя исполнялась качественно, но… не доиграли. Кто-то из зала неожиданно пьяненько вскричал: «А что-нибудь русское у вас есть? Наше! Издалека долго, например, течёт река Волга, или р-рюмка водки на столе… а?» В дверях немедленно возник один из калимуллинских охранников, с угрожающим лицом, показал нарушителю огромный кулак. Увидев, интересующийся почти сполз под сиденье. Тем не менее зал это всколыхнуло. Не угроза, вопрос. Вдобавок, тишину прорезал детский мальчишечий звонкий голос, как звонок на перемену.

– А путь Томка споёт про эту… про «сумасшедшую любовь»!

Предложение в той же тишине мгновенно оспорил другой громкий детский голос, девчоночий.

– И не про сумасшедшую, а про «с ума схожу». Понимать надо! Это про другое, вот! – и несколько тише уточнил – Балда!

– Сама балда! – автоматически, на весь зал, привычно отреагировал звонкий мальчишеский голос и миролюбиво согласился. – Ага, про это!

Зрители зашевелились, про какую там любовь, и какую такую Томку говорят? Но дружно поддержали предложение аплодисментами. На фоне шума удаляемого из зала любителя рюмки водки, – калимуллинский «дружинник» делал это почти изящно, но непреклонно, словно зубной доктор, «дружинник», неуклюже переступая через ноги сидящих, мешком тащил придушенного захмелевшего наглеца, непонятно как проскочившего строгий фейс-контроль на входе. ТТ, Толян, взял нужный аккорд… Нежно, трепетно, на пиано. Из-за кулис не вышла, как все ожидали, а почему-то выскочила Тамара, и, балансируя, чтоб не упасть, остановилась. Это её фанатки любовно вытолкнули на сцену. Арчи смотрел на девушку, забыв про свои барабаны… Пусть и в затылок девушке смотрел, в спину, но видел её всю-всю: и платье её новое в талию, и аккуратную фигурку, и причёску, не с косичками, а с длинным хвостом, и глаза её карие, когда она коротко глянула на Арчи, грусные-грустные, и руки нежные. И вся она казалась нежной и хрупкой, словно незащищённое деревце зимой, и туфли её фиолетовые видел, и алеющие ярким огнём ушки с маленькими серёжками и… она вновь коротко оглянулась на Арчи, взглянула, теперь уже вроде по другому, с благодарностью, кажется, зарделась от этого…

А на последок я скажу…

Глядя в зал, с глубоким волнением, чистым бархатным голосом почти речитативом произнесла девушка в микрофон, и умолкла… Только пальцы рук нервно теребили подол платья. Мощные динамики мгновенно донесли до слушателей не только слова, но и чувства девушки. Волобуевцы замерли.

Это не песня, это какое-то самопризнание, саморазоблачение.

Такого они не ждали. После всего услышанного до этого, что в головах и душах зрителей звенело игривой, весёлой музыкальной погремушкой, что заставляло непроизвольно дёргать ногами, руками, головой, веселило, восхищало, поднимало настроение, ребятня так вообще давно уже стоя вытанцовывала кто во что горазд, голос певицы, слова и её чувства подействовали словно ушат живительной воды на раскалённую, больную душу…

Взрослые слушатели забыли рты закрыть, детвора слушали стоя, как в игре «замри».

Когда финальный музыкальный аккорд угас, зал словно взорвало. Томки на сцене уже не было. Её фанатки за кулисами держали, чтоб не убежала. Детвора в зале громко топала ногами, кричала «Бис!», взрослые восхищённо улыбаясь хлопали в ладоши, не то смеялись, не то плакали… Выкрикивали что-то. Местная интеллигентка Валя-Валя, так её обычно называл Глава города Борис Павлович, бухгалтерша, когда собирался в очередной раз отругать её за то, что та не хочет «жонглировать» статьями в балансе, трясла рукой, пытаясь привести пальцы в чувство, судорогой их свело, онемели, когда Валя-Валя слушая, вцепилась в спинку переднего кресла. Муж её, водитель-пожарник, как, похоже, и многие другие местные мужики в зале, кто ещё хлопал по карманам в поисках сигареты, кто и… получив тычок в бок от своей второй половины, уже прятал курево обратно… Ребятня, восторженно топая и хлопая в ладоши, с удивлением переглядывались, смотрели в зал, не понимая, что уж так взрослых почти до слёз довело? Они-то смотрели на певицу, слушали музыку, оркестр, заслушались, не до слов было. Калимуллинские «дружинники» с опаской заглядывали в зал…

Бисирование переросло в ритмичное топанье ногами и такие же ритмичные аплодисменты. Глаза у директрисы Дома культуры в ужасе округлились, она за кулисами вместо пожарника стояла, с обычным ведром и красной лопатой, сейчас же пол проломят, шептали её губы, ей-ей проломят, там же доски-то, доски… Томка вновь выскочила на сцену, не вышла, а опять выскочила, подруги её вытолкнули, взволнованная, раскрасневшаяся… стесняющаяся. Фанатки за кулисами сморкались в платки, вытирали уголки глаз… Певица раскланивалась.