Станислав Хабаров - Формула красоты

– А что, – спросил с запаздыванием Гаушус, – премия?

– За что премия? – оживился Пухов.

– Настоящая премия, – поинтересовался Аркадий Взоров, – или как в прошлый раз?

– Какая премия? – взорвалась наконец Ольга Григорьевна, – У вас невыполнение плана.

– Не может быть, – покачал головой Гаушус, – мы ничего не планируем.

– Начальство планирует.

– И обратитесь к нему.

– Где ваш начальник сектора?

– Вышел.

– Кто вместо него?

– Вы же знаете, Ольга Григорьевна, согласно приказа Главного заменить отсутствующего начальника может только вышестоящее лицо.

В разговоре Главного конструктора обычно не называли полностью, а только с другими официальными словами, например, график Главного конструктора или приказ Г.К. Называли чаще по фамилии, по имени-отчеству или сокращено СП.

– Когда вы станете относиться по-настоящему?

– Это что-то в районе пенсии.

– Я буду жаловаться, – пушок над верхней губой Ольги Григорьевны возмущенно вздрагивает.

– Пожалуйста, ну, уволят нас, Ольга Григорьевна, ещё раз.

После обеда у теоретиков приступили к уборке столов. Завтра короткий предпраздничный день. Забежит второпях начальство, поздравит с праздником. С его уходом теоретики, ожидая комиссию, засядут за шахматы. Она станет ходить по комнатам, и пожарник в длинной шинели, ища окурки, будет заглядывать в мусорные бачки. Затем комнату опечатают, а их отпустят по домам. За проходной другие скинутся по рублю, чтобы отметить праздник в «рабочем порядке», а теоретики неловко попрощаются, потому что всё у них не как у людей. Вот прибористы ведут себя солидно, накрывают карандашной калькой стол, и расставляют на нем домашние разности. Даже в цехе задумали пельмени, и вчера не стесняясь Видоновой спорили: по сколько пельменей на человека, по тридцать пять или по сорок штук? А что? Разве в праздник нельзя собраться, потанцевать? Нет, они улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по сторонам.

Убирался каждый по-своему: Эрик Гаушус смахнул все разом в бумажный мусорный мешок. А Пухов сначала тщательно собрал свои ролики и перфокарты, затем небрежно запихнул их в набитый шкаф и довольный уселся перед Видоновой.

– У тебя удивительно удачное место, – сказал он.

Она отложила расчёты. Она им завидовала. У них в головах точно тысячи ящичков. Открываются нужные: открыл, достал, задвинул обратно. А она боялась ошибиться. «Запомни, – говорил ей Аркадий Взоров, – ты – лицо юридическое. За каждой цифрой твоей – статья, и не в газету, а с суммой лет срока отсидки». Она боялась ответить сразу на вопрос и говорила: минуточку. А вот Аркадий мгновенно отвечал.

Каждый раз, когда она шла на работу, в голове ее были важные и серьезные собственные дела, но стоило ей дойти до места, и они улетучивались, становились маленькими, ненужными, отступали на второй план.

– У тебя замечательное место, – нес околесицу Пухов, – согласно данным современной науки и правилам ПВО. Там от двери – зона дальнего обнаружения…

Милый Пухов – розовый пончик, застенчивый и наглый. Она постоянно боролась с ним. Он признавал только точенные карандаши и сорил ими повсюду. Может, он – просто уверен в себе, как меченные натуры.

– …а здесь ближнего, и когда подходят к тебе, ты уже командуешь: взрыватель осколочный, заряд уменьшенный, по-батарейно, ор-ру-дие!

Подошёл Взоров:

– Инуля, посчитала расходы?

– Когда? Я после работы задержусь.

С звонком комната теоретиков опустела. «Эти теоретики не могут минуты пересидеть», – говорят о них, а она с Аркадием постоянно задерживались. Только жали на кнопки часов задержавшиеся шахматисты, да ковырялась в расчете Видонова и Аркадий Взоров листал скопившиеся бумаги.

– Хорошо, что я вас застал, – как всегда бесшумно возник в дверях заместитель начальника отдела Воронихин.

– Если бы я знал, Виктор Палыч, – улыбался и краснел, как всегда, Аркадий Взоров, – что вы меня ищете, вы бы меня не застали.

Он всегда вёл себя неестественно с начальством. И теперь пошёл сначала вокруг столов, постоял рядом с шахматистами, сказал: «Такой талантливый шахматист и так бездарно сходил», и только после этого подошел к Воронихину.

– На вас жалоба, – поджимая губы, сказал Воронихин, и непонятно было: улыбается он или хмурится?

– Это вы как кто? – краснел Аркадий Взоров. – Как заместитель начальника отдела или как член товарищеского суда?

– Вы срываете график.

Что-то мешало Воронихину, попадая в его поле зрения. Повернувшись, видел он Инночку Видонову, настороженно глядевшую со стороны.

– Послезавтра ТЗ [7]по кораблю.

– Ошибаетесь, Виктор Павлович, – улыбнулся Аркадий Взоров, – ТЗ в следующем месяце.

– Было в следующем.

– Что значит – было? Почему я не знаю об этом?

– Это я вас должен спросить: отчего не интересуетесь?

Дверь, скрипя, отворилась и вошла уборщица в чёрном, с ведром и щеткой.

– Ради бога, – обернулся Аркадий Взоров, – не трогайте на моем столе.

– На столах я не трогаю.

И она принялась тереть щёткой пол.

– В праздники, выходит, работать? – не поднимая головы спросил Аркадий Взоров.

– У вас ещё сегодняшний вечер, ночь и целый завтрашний день.

– Какой же он целый? Распорядитесь, хотя бы чтобы нам выдавали дело и спецотдел работал всю ночь.

Словно вихрь подхватил задержавшихся шахматистов, и, засунув в шкаф шахматы и часы, они вынеслись в коридор.

«Мы с Аркадием только называемся теоретиками, – вздохнула Видонова, – а настоящих теоретиков попробуй заставь. Даже на семинаре они сидят с умным видом и играют по памяти в шахматы».

– Ничего, Видончик, не падай духом, – отчего-то весело сказал Аркадий Взоров, когда они остались вдвоем, – нас спасет обычная рядовая гениальность. Я словно всё наперёд знал и не уничтожил прежние ТЗ. Так что поменяем всего несколько листков. Позвони своему молодому человеку, признайся, что проводишь вечер с другим.

Шум в коридоре стих, временами только слышался скрип шагов уходящих, да высокие голоса уборщиц, перекликавшихся теперь в коридоре свободно из конца в конец.

Через несколько часов, окончив работу, они вышли в пустой коридор, своими нишами и выступами напоминавший теперь бутафорский замок. Свет горел далеко, перед дверью спецотдела, и оттуда к ним по паркетному полу и выступам стен тянулись блестящие полосы.

«На воде световую дорожку называют дорожкой счастья, – подумала Видонова, – а на полу?» И спросила возбужденная работой, её удачным исходом, радостная без причины:

– Аркадий Леонидович, почему вы ещё не кандидат?

– А что? – улыбнулся Аркадий. – Похож я на кандидата? Пока я не защитился, все спрашивают: отчего я не кандидат? А стоит защититься и пойдут разговоры: как это он пролез в кандидаты? Ступай, Видончик, я перепишу наше ТЗ в тетрадь, а то у нас, что в дело попало, то пропало. Я всё сдам, и объясни своему молодому человеку, что это была ложная тревога.