Сергей Кумыш - Как дети (сборник)

В первый раз Фатиму удивили петухи.

– Вера, я рано утром слышала, петухи кричали. Мне показалось или …

– Кричали, кричали, – перебивает ее Вера.

– И что, они прямо в квартирах живут?

– Прямо в квартирах. Были бы квартиры побольше, и лошади бы жили, – зевая, отвечает Вера. – Привыкнешь.

И Фатима привыкла. Сначала ей нравилось так просыпаться, это было необычно, особенно если учесть, что находишься в центре крупного города. Потом ей стало казаться, что петухи кричат уж слишком рано и слишком громко. Иногда она на них злилась, иногда, если утро было особенно светлым и просторным, радовалась их голосам. Но чаще всего она их не замечала, перестала замечать, лишь изредка, как и все местные жители, отвечая недовольным ворчанием на эту неистовую повсеместную побудку.

Однажды ночью Фатима проснулась оттого, что заголосили все петухи разом. Это было не обычное утреннее кукареканье, а протяжные, по-настоящему птичьи крики. Фатима посмотрела на часы. Три часа ночи. Рядом, на своей кровати, заворочалась Вера. В соседней комнате кто-то закашлял. Петухи смолкли так же внезапно. Через несколько минут, возможно, через одну минуту, на город, на все побережье обрушился сильнейший шторм с грозой, с хлопаньем не закрытых кем-то на ночь окон, с доносящимися непонятно откуда неведомыми голосами. Буря продолжалась несколько часов, ненадолго стихая и снова возвращаясь. В Поццуоли ветер попортил мачты у нескольких яхт, а в Сорренто молнией убило старуху, выбежавшую во двор, чтобы снять сушившееся белье. В том году это был сильнейший шторм (кстати, в каком это было году? – вспомнить точно Фатима уже не могла).

Наверное, впервые она почувствовала это летом, когда до возвращения оставалось несколько месяцев. Во время очередного разговора она предложила мужу: «Слушай, а, может, я еще на годик останусь? Машину купим вторую, будет у каждого своя». Обычно муж выбирал выражения. Но на этот раз ответил ей матом. Фатима сразу поняла, что вернется домой в назначенный срок, и больше к этому вопросу не возвращалась. Но еще несколько дней после она с грустью думала о второй машине, которую уже не купит. И о том, как еще можно было бы распорядиться заработанными за год деньгами. И о том, что еще целый год она могла бы… вот об этом Фатима изо всех сил старалась не думать.

Один раз кто-то из соседей предложил сходить на море. И она поняла, что не была на море уже больше года. Нет, она, конечно, проезжала и проходила мимо него, нередко его видела, но она не сидела на берегу, не купалась, не загорала. Она вспомнила, как удивляли ее неаполитанцы, которые могли не купаться годами. Теперь она сама стала такой. Ей достаточно было знать, что море рядом. Это как звонить друзьям детства: в какой-то момент понимаешь, что они все равно никуда от тебя не денутся, – и перестаешь звонить.

Теперь Фатима жалела, что так мало купалась, так мало слушала, так мало смотрела на это чудо, которое все время было рядом. Чувствовала что-то вроде детской обиды, что ее лишают того, чем она не успела насладиться. И вместе с этим понимала, что виновата сама. Каждый день – да каждую секунду – море было рядом, только немножко пройти. Но мы уделяем слишком мало внимания тому, что у нас как бы и так есть. Садишься в самолет – и ничего у тебя нет.

Долгожданное возвращение домой, как когда-то долгожданный отъезд в Неаполь, окажется совсем не тем, чего Фатима ожидала или могла ожидать. Но несмотря ни на что, ни на какие разочарования, приходится включаться, вновь становиться участником продолжающейся жизни. И осознание неминуемости жизни, порой не менее страшное, чем осознание неминуемости смерти, вновь делает тебя действительным, настоящим.

Сидя в самолете, Фатима могла бы и дальше с грустью думать об оставленном Неаполе или с волнением – о приближающемся доме. Но больше нет ни грусти, ни волнения. Есть только этот самолет. И пока она внутри, она позволяет себе не думать, не тревожиться, не вспоминать. Она – просто женщина, летящая в белом лайнере, у нее есть своя история, и пока она не приземлилась, эта история принадлежит только ей. Самолет набирает высоту. Впереди – долгие мили полета.

Однажды мальчик проснулся не дома. То есть нет, место, в котором он проснулся, как раз таки было домом. Но это был деревянный дом. А мальчик вообще-то жил в квартире. Так что проснулся он не у себя дома, а на даче, в той половине, которую его родители сняли на лето. Лето только начиналось.

Мальчик родился в городе, который стоял на реке. Но город был большой, поэтому реку мальчик видел редко. Потом они жили в другом городе, поменьше. И река там была поменьше. И видел ее мальчик гораздо чаще. Дача стояла на той же реке, что и город. Но только совсем близко. Для того чтобы увидеть реку, надо было просто перейти дорогу и спуститься с холма. Тем летом мальчик видел реку каждый день, и даже чаще.

Так вот. Мальчик проснулся на даче. В комнате пахло старым печеньем. (Скоро мальчик познакомится с хозяйкой дома, старой-престарой эстонкой, от нее будет пахнуть так же.) На веранде стояла посуда, привезенная с собой. Вскоре проснулись родители. Теперь это – их дом.

Реку мальчик увидел в тот же день. Он видел ее и в городе. Но там река была другой – бурлящей, быстрой, беспокойной. Здесь река была тихой, неторопливой, ее можно было рассмотреть.

Папа подвернул брюки и вошел в воду. Мальчик сделал то же самое. Вода была мягкой, не холодной и не теплой. У берега покачивались лодки. Редкие волны шлепали их по бокам. На берегу росла трава. Когда мальчик вырастет, трава вырастет вместе с ним, подступит вплотную к воде. А пока они садятся на берег, прямо на серый речной песок. И родители тихо о чем-то разговаривают, и мальчик слышит стрекоз.

Девочку звали Тина. Она училась играть на скрипке, ее папа был музыкантом. Они снимали дачу неподалеку. Однажды родители мальчика познакомились с Тининым папой, и он позвал их в гости. Сначала все смущались. Потом Тина поиграла на скрипке и все стали обсуждать, как хорошо она играла, и перестали смущаться и стали просто разговаривать. А детей отпустили погулять.

Мальчику понравилась Тина. Ее светлые непричесанные волосы путались, как речная тина. Ей подходило это имя. Они поговорили про ее скрипку. Про какую-то книжку. (Мальчик не любил читать. Мальчик уже умел читать. Когда не знаешь, что сказать, можно поговорить про книжку). Тина показала мальчику двор и то, что за забором. А потом они остановились. Мальчик посмотрел на Тину и понял, что они уже давно не разговаривают. Тина не похожа на друга. Она не похожа на девочек из школы. С другом всегда знаешь, как себя вести. Девочек в школе много, их вообще как будто по отдельности нет. И мальчик испугался. Тина тоже что-то узнала, но не испугалась. И повела мальчика обратно в дом. Тина шла впереди.