Хельга Графф - Нигерийский синдром

Вечером после обнадеживающего звонка делового партнера мы поехали вместе с Ричем к нашему другу и добровольному стражу Малику, который все три дня находился лишь в обществе двух злобных кошек. Удивительно, но звери вели себя очень спокойно и культурно, не бесясь, не дергаясь и не рыча. Сам Малик читал какую-то книгу, как оказалось, коран. Нам нужно было обговорить все детали непростой операции по передаче денег.

Средства, почти эквивалентные тем, что мы намеревались передать Флетчеру тут, должен был получить со своими бойцами в далекой Москве Петр Петрович: за исключением двух процентов англичанина, за осуществление операции по обмену и гонорара Малика, потому как Ричард и Маргарита свои доли пожелали получить в России. В целях безопасности доктор предложил назначить встречу Флетчеру и его людям на полпути к нашему тайнику, завязать им глаза, разоружить и оставить поблизости от нашего убежища.

– Согласен, – сказал Олег, – мы должны подстраховаться, кто знает, что у него на уме, поэтому встретим их с оружием в руках, а к пещере проведем лично его и никого больше. Возможно даже, отдадим ему наш грузовик с тайниками, он ведь нам уже вряд ли понадобится. Кстати, Ричард, – обратился офицер к доку, – есть среди местных пару человек, которые могли бы с оружием в руках взять под контроль его людей?

Рич кивнул:

– Есть. Могу дать четверых, оружие у них, между прочим, свое.

– Вот и отлично! – ответил Олег и повернулся к подельнику: – Ваня, ты будешь вместе с ними, мало ли что! А одна из вас, – обратился старший к нам с Ритой, – кто умеет лучше считать деньги, останется со мной, а та, что хуже, будет помогать Ивану. Решайте между собой!

Вот чего я не умею, кроме пения, так это считать деньги, даже со счетной машинкой, и если бы я была продавцом, то горемычный магазин всегда имел бы недостачу и находился в убытке, поэтому ответственную миссию пересчета таких огромных финансовых средств я с радостью переложила на Маргариту. Мне приятнее и спокойнее держать в руках автомат, чем бухгалтерские счеты.

– Рита, ты останешься считать деньги, – поручила я ей невероятно серьезное и непростое задание.

– Хорошо, – кротко согласилась она. А куда ей деваться…

Оставался свободный день, и мы получили приглашение в гости от вождя соседнего туземного племени. По древней дикарской традиции эти люди всю жизнь ходили в своих национальных одеяниях, представляющих из себя набедренные повязки, массу туземных украшений на всех частях тела, и в большинстве своем топлесс и босиком. На званый обед нас привели в хижину, в самом центре которой стояло что-то, напоминающее низкий стол с приличной дырой посередине. На специфической конструкции были разложены грубоватые деревянные подобия ложек и миски, заполненные до краев белесыми лепешками и еще чем-то непонятным.

Аппетита для предстоящего туземного обеда совершенно не было, хотя лепешки и обнадеживали. Надеюсь, их не будут пережевывать сначала хозяева, а потом получившуюся массу предлагать гостям, как это делают из уважения к приглашенным некоторые малые народности. Вот только ожидаемая, но нежеланная трапеза оказалась намного страшней, чем я предполагала.

Когда собрались все именитые участники мероприятия – старейшины, вождь, его жены и наша компания в качестве гостей – неожиданно в хижину силой втащили визжащую и вырывающуюся обезьяну. Не успели мы и опомниться, как несчастную в мгновение ока посадили под стол и просунули ее голову в дырку посередине; всё остальное произошло стремительно: вождь, размахнувшись своим огромным острым тесаком, напрочь снес бедной мартышке полчерепа! Перед нашими глазами предстали обнаженные парные мозги, а уж когда местное дикое население, вооружившись своеобразными ложками, с неимоверным наслаждением потянулось к лакомству, я, не в состоянии от такой жути справиться с рвотными позывами, на ватных ногах, шатаясь, почти лишившись сознания и нарушая туземный этикет, рванула на выход.

Боже, какая же дикость и варварство! В этой сцене было что-то зловещее, какой-то дъявольский предвестник недобрых событий, не дай бог! Вслед за мной выскочила и потрясенная Рита.

– Ужас! Сколько тут живу, но такого еще ни разу не видела!

Она была так же ошеломлена, как и я.

– Ты знаешь, Катюша, – продолжала Рита, – никогда эти края человеческими и цивилизованными не станут! Дикари так и останутся дикарями!

– Я счастлива, – сказала я ей устало, – что через пару дней мы наконец-то отсюда смотаемся!

– А мне, – покачала она головой, – даже не верится! Кажется, что я уже здесь навсегда…

– Рита, – предостерегла я ее, – не каркай, не надо! Осталось только передать деньги, и мы совершенно свободны… «до пятницы», как говорил Винни Пух! Поедем домой, понимаешь, домой!

Марго сменила тему.

– Катюша, в таких диких племенах есть и тайные сообщества, где практикуют людоедство! Так что обезьяна – это еще ничего: в здешних краях считается деликатесом, как и летучая мышь. А знаешь, как их ловят?

– Кого? – спросила я, отвлекшись от темы.

– Да обезьян.

– Нет… отстреливают, наверное?

– Нет, неверно. Берут банку и кладут туда, например, банан или другой какой-нибудь фрукт. Глупые мартышки просовывают лапу, хватают добычу, а вот обратно вытащить конечность не могут!

– Так они что не в силах сообразить, что надо выпустить вкусняшку, чтобы освободиться?

– В том-то и дело! Обезьяны такие жадные, что ни при каких обстоятельствах не бросят желанную добычу, поэтому и попадаются!

Надо же, почти как наши алчные чиновники-казнокрады, которые если вцепятся в такие желанные бюджетные деньги, то и не оторвешь никогда. Будут сосать до тех пор, пока полностью не опустошат государственные закрома и не набьют ими свою мошну! Одним словом – обезьяны, абсолютно такие же, какие проживают здесь, но только с одним отличием: всегда успевают смыться и не пустые!

На стенке висело несколько страшных масок. Мне всегда хотелось иметь такие же, но ритуальные. В свое время, еще в Петербурге, мы имели целых две, привезенные Левой из Непала. Они висели у нас на стенке довольно высоко, потому как потолки в квартире были четырехметровой высоты. Какую-либо ценность данные предметы не представляли, поэтому мы относились к ним весьма равнодушно и без душевного трепета. На сорок дней со дня смерти моей свекрови, Левкиной матери, пригласили только родных, в основном пожилых людей, а на следующее утро с изумлением обнаружили отсутствие этих самых масок.

Самое интересное, для того, чтобы снять их со стены, нужно было подставить стул, ну а поскольку все престарелые гости находились в поле зрения и сами до предметов дотянуться не могли, то совершенно непонятно, как такое могло произойти. Это удивительное и более чем странное исчезновение так и осталось для нас загадкой.