Джулия Ливай - Мой нигерийский муж, или Богатая белая леди

Этот вирус вы не найдете в списке тропических болезней – но родом он из тропиков.

Количество заразившихся им не опубликуют в новостях – но именно он поражает почти каждого белого, попавшего в Нигерию, а тяжесть симптомов – непредсказуема.

Лечения нет. Если он попал к вам в кровь – вы обречены болеть им до конца ваших дней. Имя ему – Нигерийский вирус.

Необъяснимая, не поддающаяся анализу или смыслу, преследующая вас всю жизнь глухая тоска по этой удивительной стране, в которой вы прожили когда-то кусочек своей жизни, а потом покинули её.

Как бы вы ни кляли её жару, и бедность, и бардак на дорогах, и её малярийных комаров, и перебои с электричеством – вам не вырвать из сердца эту занозу. И как бы ни была прекрасна и благополучна ваша жизнь после – вам не перестать вспоминать ту, прошедшую, снова и снова и неожиданно, не к месту, безо всякой связи, казалось бы, с настоящим задыхаться от ностальгии…

– Тунде, возьми меня с собой, пожалуйста!

Ника напрягала последние силы, которых уже не было, чтобы не закричать, не зарыдать в полный голос.

– Не уходи, любимый! Не оставляй меня сейчас одну!

Молодой красивый чернокожий мужчина – её муж, – уже одетый для своего очередного выхода, наводил последние штрихи: чистил туфли. Тщательно, как для рекламы, специальной щёточкой он набирал чуть крема из баночки – для обоих вещей имелось постоянное неизменное место в доме – и полировал свои уже и так идеально чистые чёрные туфли.

Чёрные брюки со стрелками, идеально выглаженная синяя рубашка – её подарок! – облегали стройную высокую фигуру. Выразительное, как с обложки журнала, словно вылепленное лицо, мягкие, большие, тёплые глаза, казалось, прожигали насквозь. Он был ослепительно красив безукоризненной, сладкой, даже чуть нежной красотой.

Чёрная от крема щёточка всё летала по поверхности туфель, управляемая тонкими длинными пальцами. Как бесконечная пытка скользила она, не пропуская ни одного миллиметра кожаной поверхности, ни одной складочки.

Тоска в очередной раз пронзила всё её существо: «Пусть чистит – бесконечно, – только пусть ещё побудет со мной! Только бы не уходил!» Слова-мысли, слова-крики, слова-слёзы метались как сумасшедшие в обезумевшем мозгу, рикошетили дальше – в тело: в сердце, захлебнувшееся от обиды, в горло, в руки, в ставшие вдруг ватными ноги, в живот, где уже почти два месяца зрел плод их любви, такой долгожданный для неё и так дорого ей стоящий.

Но вот он закончил наводить блеск, надел туфли. Потом зашёл в спальню, взял с полки баночку с кремом для лица, тщательно нанёс на свою и так идеальную тёмно-коричневую кожу, остаток намазал на руки. Взял дорогой дезодорант, тоже её подарок, и долго, по нескольку раз, опять и опять брызгал на шею, на одежду. Это был последний штрих.

– Всё, сейчас он уйдёт!

Беременная, замученная токсикозом женщина забилась в невидимой истерике.

– Что сделать, что сказать, как умолить его не уходить или хотя бы взять меня с собой?! Неужели он не понимает, не чувствует, что я за гранью, что я не могу сейчас остаться одна, что я сделаю что-то с собой! Как же он может быть таким бесчувственным! Ведь это же и его ребёнок! Ребёнок, которого он так хотел!

Ника вспомнила, как Тунде любовался малышами на улице, у друзей, даже глядя на плакаты с рекламой памперсов, как шептал ей – вновь и вновь: «Хочу ребёнка!»

«Да, я женщина, – думала Ника, – это я должна выносить его в своём теле, пережить эту сводящую с ума тошноту и ограничение во всём, невозможность спать на животе – любимая поза, – а потом муки родов! И я счастлива, что это моя доля! Я всё смогу, я не боюсь, я сильная, но, бог мой, не оставляй меня одну! Пусть тебе неудобно каждый раз брать с собой жену, пусть дополнительные хлопоты, но ведь тогда, раньше, ты с радостью брал их на себя! Почему же сейчас?»

Ника захлёбывалась от душевной боли, от этого диалога с ним… с собой…

– Не уходи, умоляю! Не оставляй меня одну, возьми меня с собой, я соберусь за две минуты!

В безумной от безнадёжности попытке удержать мужа она встала у него на пути и молила, молила глазами. Тунде стоял, глядя на неё сверху вниз. Холодом веяло от всего его красивого тела.

– Я сказал нет! Успокойся, хватит реветь. Всё, я опаздываю.

И, отодвинув жену в сторону, даже не рукой – плечом, в последний раз взглянув на себя в зеркало, и очевидно, оставшись доволен, вприпрыжку сбежал по лестнице вниз, в гостиную. Через секунду Ника услышала, как хлопнула входная дверь.

– Как же так произошло, как я дошла до такого унижения? Что это – нескончаемый кошмар? И если да, то как проснуться?! И разве это я, я – красивая, молодая и гордая женщина, умная, сильная, самостоятельная, – я ползаю на коленях перед мужчиной, которого сама же и содержу, пусть он даже на семь лет моложе и хорош собой?! Что со мной? Мама! Помогите проснуться, помогите вырваться из этого кошмара! Мама, мама!!

Она кричала, упав на колени, протягивая руки, молясь неизвестно какому богу.

– Мама-а-а!!

Уже не крик пополам со слезами рвался из её горла – Ника чувствовала, как душа, словно разорванная чёрными когтями, кровавыми кусками рвалась наружу.

– Так не бывает! Нет, такой боли не бывает!

Ника вспомнила, как рожала своего первого сына. В памяти почему-то стали всплывать случаи, когда было больно, физически и морально, – а они были, как у всех, – но эта боль не была похожа ни на одну из тех, прошедших.

– Наверно, в такие вот моменты люди и сходят с ума или режут вены. Что угодно, только прекратить эту муку!

Ника ползала на четвереньках по полу, прикасаясь к мебели, вещам, перилам в безумной надежде найти средство от этой муки. Словно эти, такие обычные и простые, предметы могли отвлечь её от душевной боли, вернуть её душу из ада отчаяния в такую благословенную сейчас банальность. Она вспомнила: «Таблетки! У неё было снотворное! Но ребёнок, мне же нельзя, я беременна».

– Что, ребёнок?! – Эта мысль как током пронзила всё её существо. Она вдруг поняла, что всё будет ещё страшнее, больнее, гораздо больнее, чем сейчас.

– Да разве может быть ещё хуже?

– Может! – страшно, словно из подсознания, как предвидение, как приговор, прозвучал ответ. Сейчас ещё не поздно – срок небольшой, ещё есть возможность не совершить ошибку. И она представила себя беременной в пять, семь, девять месяцев, когда будет уже действительно поздно, выхода уже не будет.

Как она – подурневшая от страданий, беспомощная, без денег – кто возьмёт тут беременную женщину на работу, – станет полностью зависимой от обаятельного, красивого как бог и такого же жестокого темнокожего мужчины с ангельским голосом.