Надежда Нелидова - Бумеранг

В поезде, на который друзья пересели в Яровикове, повезло ещё больше. Ехали молдаване-гастарбайтеры, солдатики в увольнительную – не прочь заблуберить. Брали, весело матерились.

– Чего там у вас, дерьмо куриное? Гони, сколько есть!

Оставался купейный вагон. В последнем у туалета отсеке дверка была открыта. Там сидели парень в майке и девушка, целовались. Ника быстро, веером швырнул на столик пачки. Парень спросил:

– Покрепче чего есть? – Серьёзно спросил, без балды. – Да не жмись ты. Под узкоглазым работаешь? Знаю его.

Саня колебался. Очень нужно было бабло: задолжал Тофику приличную сумму, тикали проценты. Огляделся, аккуратно присоединил пакетик с ханкой. На пальцах показал цену. Вышел, деликатно встал у окна, пережидая.

Когда открыл дверь, пакетика на столике не было. И бабла не было. Парень в майке не торопясь укладывал сумку. Когда он встал, сразу стало видно, какой он здоровенный, просто гигант-парень. Сто пудов, Петька в жизни такого амбала не видел. Высокий Ника стоял перед ним ребёнком.

Амбал спокойно спустил с послушных Никиных плеч лямки рюкзака. Потряс над столом – выпали свёртки с насваем. Он брезгливо сбросил их на пол. Лениво, по-свойски ощупал карманы Ники. Нашёл пакетики с ханкой – без них сейчас в Зуевке два торчка корчились в кумаре. Переложил в свой карман.

Девушка сидела в бездействии, с весёлым любопытством смотрела на происходящее. Амбал с сонным лицом вытеснил парней в коридор. Заботливо закрыл за собой дверь – оттуда вслед всё смотрела веселая девушка. Легонько придерживая упирающегося Нику за лацканы куртки, повёл в тамбур. Петька, не понимая, что делается, как лунатик, бежал следом за ними.

– А теперь, наркота, чтоб я тебя не видел. Великий немой выискался, бля. Дуй отсюда.

Это он сказал, глядя вдаль куда-то, на мелькающую за окном природу. Затем развернул Нику и поддал коленом под зад так, что тот ткнулся носом в пластиковую стенку. Амбал ленивой походкой удалился – существования Петьки на этом свете он не заметил.

Ника стоял, прижавшись к стене. Послышались всхлипывания – сначала тихие, потом громче. Ника ревел, кривя рот, как ребёнок. Петька онемел, остолбенел. Мир рушился.

Не поворачивая искажённого, залитого слезами лица, Ника изо всех сил толкнул Петьку. Петька упал, ударился башкой о пластиковую стену. Сидел на грязном полу, потирая ушибленный затылок, не знал: что делать, куда идти, как жить теперь.

За станционным домиком к ним подбежали Саня с Дэником.

– Хорошо, поезд ход не успел набрать. Чего стряслось-то?

Ника молчал, по сухому обветренному лицу от уголков глаз к уголкам губ протянулись подсохшие дорожки. А Петька – режь, пытай – ни в жизнь не признался бы, что стряслось. Беда с Никой стряслась, вот чего. Петька раз только видел Тофика. Представил его – ласкового, вкрадчивого, желтоглазого – и поёжился.

До электрички ждать было не меньше часа. Торчать на прожаренном за день перроне – в лом. Взяли в привокзальном ларьке полторашку газированного пойла. Минут пять брели по выжженному солнцем колючему полю к перелеску. Тут и там встречались тугие тяжёлые соломенные вьюки с выбивающимися волосинами. Наконец, с облегчением повалились на опушке, под деревья с поникшей, подвяленной от жары листвой. Закурили.

Петька, хлебнув свою порцию тёплой газировки, распластался на земле, как лягушка. От нечего делать подпаливал зажигалкой-пистолетом, у Витька выпрошенным, былинки. Они на секунду пыхали крошечными дымными огоньками – чернели и скрючивались. На губах изображал звуки взрывов. Как будто былинки были вражеские солдаты, а зажигалка – базука.

– Ну-ка дай сюда!

Ника выдернул зажигалку. Проворно подскочил к ближнему соломенному вьюку, присел, защёлкал под ним. Прозрачное рыженькое пламя начало растекаться во все стороны весёлой любопытной лужицей. Под ветром беспорядочно кидалось туда и сюда, влево и вправо. То закручивалось, то упруго выгибалось, то вихрилось, то скромненько притухало.

И вдруг разом огонь прекратил бестолковое метание – точно до этого лишь дурачился, пробовал силу. Весь подобрался, вырос и, поладив с ветром, загудев, могучей ровной стеной пошёл по несжатому полю, разрастаясь на глазах вширь и вверх.

Ребята пятились, махали руками от жара, завороженно смотрели вслед. Дэник что-то кричал, но его голоса не было слышно в гуле и треске. Огонь набирал силу, удаляясь, оставляя после себя чёрное дымящееся поле с торчащими чёрными стеблями.

– Долбанная страна, ненавижу! – приплясывал, топча и пиная обугленную, ещё горячую землю, визжал Ника.

– Да будет бунт, бессмысленный и страшный! – подхватил Дэник. – Буря! Пусть сильнее грянет буря! – Он хохотал, махал руками и бегал и кружился, изображая чайку.

Петька тоже что-то восторженно вопил. Не верилось, что удаляющийся огненный смерч – их рук дело. Вопил до тех пор, пока не услышал Санино удовлетворённое:

– На Ивантеевку пошло. Капец Ивантеевке. А там Зуевка, райцентр… Поджарим гадам задницы. Мало не покажется.

– Как на Ивантеевку?! Там же… Как на Ивантеевку?!

Всю дорогу он тихо размазывал кулаком слёзы по грязным, в полосах сажи, щекам.

– Брось скулить, Педрилло. Бабка у него парализовання… Фигли с ней, с бабкой. Соседи есть? Вынесут твою бабку, не хнычь. Вперёд ногами. Её на том свете с фонарями давно обыскались.

В городе на перроне люди, как один, поворачивались и смотрели на ночное небо, грозно освещаемое дальними гигантскими огненными всполохами, как зарницами. С окружной доносились удаляющиеся пожарные сирены. Саня блестящими глазами оглядел друзей.

– Ну как, амигос, круто позажигали? Понравилось? Завтра повторим.

Встретилась на улице с подружкой Яной. У меня было настроение поболтать, а Яна – что на неё совершенно не похоже – порывалась болтовню поскорее закончить и смыться. Отводила в сторону глаза, не отрывала ладошки от скулы. А когда случайно оторвала…

– Вот это синячок! Кто тебя так?!

– Да никто! – раздражённо воскликнула Яна. – Ночью шла на кухню воды попить и – об угол холодильника… Ужас, на улицу невозможно выйти. Главное, никто не верит – представляешь? Думают – муж…

Об угол холодильника. Ну-ну. Бывает. Но как же это нужно извернуться, чтобы скулой – о холодильник?… За Борисом (Яниным мужем) раньше такие дела не замечались. Дыма без огня не бывает. Интересно, за что он её? Бедняжка Янка! Неуклюже, наскоро выдумала холодильник, чтобы выгородить своего Бориса. Но каков этот тихоня, а?

Подозревать кого-либо, в чём либо, возводить на людей напраслину – тяжкий грех. И расплата не замедлила ко мне явиться. Кстати, вы замечали: чем старше становишься, тем быстрее за дурную мысль или дурной поступок настигает наказание? Если раньше длань возмездия тянулась сквозь годы, а то и десятилетия, то сейчас счёт идёт на минуты.