Алексис Винг - Ваниль и терпкий запах корицы

– Этого не может быть. – Я думала обо всём, что угодно, строила различные догадки, но мне даже в голову не приходило, что мой муж мог заболеть. Теперь было ясно, почему мой муж сам не отправился в Лавадию, но зачем он скрыл от меня свою болезнь? Ему было стыдно или он не хотел меня беспокоить, как всегда? – Но ведь это не смертельно?

– Не могу знать, ваше величество. Вначале это была просто рана. Королю необходим был отдых, но он никого не слушал и продолжал вести войско во втором сражении. После него ему стало хуже. – Этому человеку было искренне жаль моего мужа, что говорило о том, что народу плевать на то, какое происхождение у короля или королевы, что для них главное, чтобы их правитель был добрым и справедливым государем.

– Так, значит, он может умереть? – Как попугай повторяла я. Губы, и всё лицо тотчас побледнели, как будто у меня самой появилась смертельная болезнь. Посланник испугался, что я могу лишиться чувств и попытался успокоить меня.

– Ваше величество, врачи делают всё возможное, чтобы помочь ему. Я не могу говорить точно, выживет ли король, всё в руках Господа Бога. – Простодушно ответил слуга.

Я поблагодарила его, велела кухарке приготовить ему ужин, а сама отправилась к себе, выпроводив из своей комнаты всех, кто пытался попросить у меня аудиенции. Затем я призвала совет собраться в кабинете моего мужа.

– Дорогие мои советники и друзья, кто-то говорит, что эта война была самой успешной за всю историю существования нашего королевства и что далась она нам легко. Но я бы хотела опровергнуть это лживое заявление. Во-первых, мы потеряли наших людей, и кое-кто из сражавшихся не вернётся к своим семьям. Во-вторых, мы посягнули на счастье моей дочери, нашей принцессы Маргариты, обещая выдать её замуж за сына короля, который стал нашим союзником лишь по принуждению. В-третьих, наше войско отправилось на помощь нашему союзнику в войне против варваров. И кто знает, сколько ещё будет смертей. А, в-четвёртых, мы можем потерять нашего горячо любимого короля, моего супруга, Энтони Джонсона. Он храбро сражался за то, чтобы мы сейчас спокойно ложились в постель и не беспокоились о будущем нашей страны, хотя бы на некоторое время. И за эту победу он расплатился своим здоровьем. Наш король находится сейчас на юго-востоке страны лишь потому, что его состояние очень тяжелое, и он может умереть.

Советники переглянулись между собой и с замиранием сердца ловили каждое произнесённое мною слово. На их лицах больше не было празднества и торжественности. Они были напуганы, словно маленькие зверьки, на которых объявили охоту. Страх, подобно писклявой флейте, разнёсся по их устам.

– Я отправлюсь к нему. Я нужна ему там. И сделаю всё от меня зависящее, чтобы наш король вернулся в столицу в полном здравии и бодрости духа. – Высокопарно отчеканила я. На самом деле, я почти слышала, как сильно стучат мои зубы от страха. Но «толпа» придавала мне сил. – Вальтер Брелье, я ставлю вас во главе совета. Будете писать мне о самых срочных и важных делах. В остальных случаях, господа, рассчитываю на вашу преданность мне, мужу и нашему королевству. – Затем мы обсудили кое-какие другие важные государственные вопросы и простились в глубоком унынии.

Эту ночь я не спала. И вообще провела её вне стен своей комнаты. Я знала, что мне нужно отдохнуть, но как же тяжело мне было сейчас уснуть крепким сном, когда я знала, что мои любимые люди подвергаются смертельной опасности. Я хотела бы раздвоиться, раствориться в их бедах, и как губка вбирать в себя всю кровь, которую они проливали. Я бы пожелала сама умереть вместо них, и подарить им возможность прожить ещё много лет.

Я не хотела прощаться ни с кем из этих людей. Ричард Белкрафт, мой дорогой друг, который когда-то был моим врагом. Сейчас мы стали друг для друга какой-то связующей нитью, возвращающей нас в прошлое. Мы потеряли в той войне близких, но остались друг у друга и стали от этого роднее. И пусть Ричард не мог мне вернуть моего Эдварда, он дарил мне частичку его, делясь некоторыми своими воспоминаниями о сыне.

Энтони Джонсон, мой друг и муж. Я не могла ни в чём упрекать его, т. к. сама была несправедлива к нему. Он никогда не был эгоистичным человеком, всегда думал только обо мне, моей дочери и королевстве. Я не злилась на него, я всегда злилась на себя и незаслуженно вымещала эту злость на муже. Я не могла простить не его, а себя, за то, что так и не смогла полюбить его. Конечно, я его ценила, уважала, восхищалась им. Но это не то, что ему было нужно. Он был достоин любви любимой женщины. А я, наверное, всю жизнь себя буду корить за то, что не смогла в полной мере любить этого человека.

Уильям Кофер, мой новый друг и возлюбленный. Как так вышло, что я полюбила его, незаметно для самой себя, и так очевидно для окружающих? Завязав с ним знакомство, я ведь и не предполагала, что всё обернётся этим. Я всё ещё не могу разобраться в себе, всё ещё путаюсь в мыслях, желаниях. Я разрываюсь на части. Разум мой говорит, что я должна опомниться. А сердце, сердце уже давно никого не слышит. Оно безоговорочно отдано ему. И хоть я знаю, что мы с ним не будем вместе, мои чувства от этого не ослабевают. Они лишь переливаются разными цветами, оттенками, как будто играя со мной. Я не знаю, почему судьба уготовила мне такую любовь, и почему я вновь не могу быть со своим любимым. Но я стараюсь быть благодарной уже за то, что вновь смогла впустить мужчину в своё сердце. Только теперь моё сердце разрывается от боли, от страха, что мой возлюбленный погибнет… Любовь – это боль и постоянный страх. Во всяком случае, у меня.

Прохладный вечер уступал дорогу морозной ночи. Воздух был по-особенному свеж, как будто пропитан влагой водного источника. Деревья понуро склоняли ветки по велению ветра. Круглолицая луна осторожной поступью ступала на ещё голое небо. А звёзды спрятались под буро-зелёными тучами, как будто боясь увидеть ещё один труп на земле. Вся природа и всё живое оплакивали умерших, а печальная осень своим холодом наказывала всех тех, кто был тому виной. Но я не замечала этот холод, хоть синюшные руки подсказывали, что тело моё всё сильнее охладевает. Ночь окутывала меня бледной пеленой, в которой даже моя тень и очертания тела казались невесомыми, относящимися к иному миру, миру призраков.

Я просила, словно какая-то язычница, у небес спасения, не для себя, пропащей, а для своих близких. Я уже не знала, в какого Бога верить, и какому поклоняться, чтобы спасти дорогих мне людей. Через какое-то время я перестала чувствовать своё тело, и даже руки, сомкнутые в замке, казались мне чужими. Поняв, что скоро я превращусь в ледышку, я попрощалась со своими внутренними богами и направилась обратно в замок.