Дмитрий Барчук - Александрия

– Это святой человек! – перешептывались нищие.

И даже призванный следить за порядком будочник, замерзший на своем посту в тулупе и валенках, посмотрев на босые, в ссадинах ноги старца, спокойно стоявшего в сугробе на лютом морозе и молившегося, без малейшей тени сомнения поверил им.

Кончилась обедня. Народ хлынул из церкви, и старец пошел вместе с ним с церковного двора, часто останавливаясь, чтобы раздать нищим содержимое своей постоянно наполнявшейся чудо-сумки.

Вдруг он встретился глазами с богато одетым приезжим господином, судя по дорогой шубе, из столицы.

– Вы ли это?! – не поверив своим глазам, воскликнул знатный вельможа.

Он схватил смутившегося старца за руку и увлек его за собой из толпы в церковную сторожку.

– Да. Это я, – последовал ответ старика, когда они оказались наедине. – Но чему вы удивляетесь? Разве я сделал что-нибудь дурное?

– Нет. Но это странная перемена в вас! Объясните мне ради Бога, что это все значит? Вы же умерли для всех!

– Да, тот прежний человек умер. А этот вот, – он обвел рукой вокруг себя, – просто пожелал странствовать по свету Божьему.

– Да посмотрите вы на себя, на кого вы стали похожи? Исхудали, поседели, сгорбились. Ведь краше в гроб кладут!

– Разве в одной плоти вся наша сила и красота? Не знаю, что вы особенного во мне находите, но прямо скажу вам, что теперь я чувствую в себе бодрость духа, силу и крепость. Завтра я иду в далекий путь…

– В такие морозы босиком и раздетым?

– Я сюда прибыл без копейки денег и без куска хлеба. Но видите, сума все наполняется… Но этого мне не нужно, и я раздаю все братьям.

– Вот что! – решительно воскликнул столичный господин. – Это так продолжаться дальше не может! Я раскрою ваше настоящее имя и тогда…

– Тише, ни слова больше! – произнес, словно приказал, старец. – Уверяю вас, что я никогда не был так счастлив и богат, как сейчас! Ну, вспомните-ка хорошенько – оделял ли я так щедро всех нищих и убогих тогда, как оделяю теперь! Взгляните на этот мешок. Мало ли в нем накопилось денег, пока я шел их храма? И все это я могу отдать калекам и убогим. Это ли не благодать Божия? А был ли я тогда так свободен, как сейчас? И мог ли я в то время ходить босой по снегу в такой мороз? Мое тело сейчас закалено, как булатный клинок.

– Но эти высохшие руки? Эти ссадины на теле?

Старец добродушно улыбнулся:

– Ссадины от вериг. Вот уже больше года я хожу так, как вы видите, не имея ни дома, ни пристанища, ровно ничего. Изнеженное в роскоши тело убивает наш дух. А что важней перед Богом – тело или душа?

Господин в богатой шубе не знал что и ответить.

– Нет уж, оставьте меня таким, каким я стал теперь. Было время, когда я служил людям и вместе с тем заботился больше о своем теле, пренебрегая душой. А теперь настало время пренебречь телом и вспомнить о душе. Не много мне уже осталось жить на свете. Об одном только прошу – позабудьте о нашей встрече. Я давно уже умер для людей и живу только для Бога! Прощайте.

– И ты впрямь веришь, что это правда?

– Я давно признал для себя эту легенду историческим фактом и горжусь тем, что российская история дала такого необыкновенного царя, такую мощь душевной силы. И я убежден, что таким мог быть только русский царь!

На следующий день при встрече со своим адвокатом я подписал подготовленный им договор передачи в доверительное управление принадлежащих мне акций нефтяного холдинга Леониду Петровичу Неклюдову.

Видели бы вы, как заблестели глазенки Дурново, как тряслись его руки, когда он протягивал мне бумаги для подписи.

– Вы даже представить себе не можете, Михаил Аркадьевич, насколько вы облегчили мне свою защиту, – лепетал он, тряся своей козлиной бородкой. – Я теперь абсолютно уверен, что скоро, очень скоро вы будете на свободе.

– Передайте господину Неклюдову, что он сполна заплатил за эти акции, – сказал я и подал знак конвоиру увести меня в камеру.

В комнате для допросов Редактора ждал пожилой джентльмен с греческим профилем и благородной сединой на висках. Он сразу отослал конвоира и, улыбаясь, сказал заключенному:

– Могу вас поздравить с успешным завершением работы. Честно признаюсь, не ожидал, что такой тертый калач, как Ланский, купится на какую-то историческую дребедень.

– История Федора Кузьмича – это вовсе не дребедень, уважаемый Семен Семенович, – даже с некоторой обидой в голосе ответил заключенный. – Я когда с ней познакомился, таких дров наломал, что до сих пор разгрести не могу. Это такой материал, который перепахивает любого мыслящего человека до самых корней.

– Ладно. Дело сделано. Чего теперь спорить? Главное, что результат достигнут, – примирительно сказал посетитель. – Я тоже свое слово сдержал. Все обвинения, выдвинутые против вас, сняты. Мы нашли настоящего мошенника. Он, кстати, в состоянии погасить всю сумму выдвинутого против вас иска, поэтому все деньги, которые были заморожены на ваших счетах, теперь снова в вашем полном распоряжении. Более того, мы позволили себе в качестве поощрения за хорошую работу и компенсации за неудобства, которые вы были вынуждены терпеть здесь в течение столь длительного срока, выплатить вам небольшую премию. Вот платежное поручение на перевод денег.

Редактор взглянул на сумму и присвистнул:

– Ого-го! С вами, оказывается, приятно работать. Скажите, а я могу купить на эти деньги акции холдинга Ланского? Ведь они сейчас так мало стоят, а скоро опять вырастут в цене.

Семен Семенович вопросительно посмотрел на своего информатора и сказал:

– А не боитесь снова прогореть?

– Я полагаю, что в данном случае риск не велик, а прибыль огромная.

– Вы правильно полагаете, Николай Дмитриевич. Только действовать в этом направлении надо чрезвычайно осторожно и осмотрительно, дабы не привлечь постороннего внимания и не взорвать раньше времени рынок. Вы меня поняли?

– Еще бы!

– Завтра вас освободят. Куда вы подадитесь, если не секрет?

– В Ниццу. Вы не представляете, как я соскучился по Лазурному берегу. Там сейчас весна в самом разгаре. Все цветет и благоухает. Лучшее место для творчества на Земле, чем весенняя Ницца, вряд ли найдешь. Мне надо выплеснуть скопившуюся во мне информацию в компьютер. Книга уже сложилась у меня в голове. Остается ее только оформить. А что будет с Ланским?

Семен Семенович равнодушно пожал плечами, мол, это его сейчас не волнует:

– Теперь, когда он остался без компании, он для нас не опасен. Но пусть еще посидит чуток. У него еще много денег. Когда поделится ими с государством, тогда и выпустим на все четыре стороны. Извините, мне пора. Очень приятно было с вами работать.

Он встал.

Редактор тоже.