Валерий Залотуха - Отец мой шахтер (сборник)

А вот что на следующий день произошло, про то аржановские поговорили, языки почесали. Потому что на глазах у всей деревни это случилось. И не только языки почесали потом аржановские, не только языки… Но и макушки. Дело-то шло к братоубийству…

А день был как день, разве что субботний, банный. Тетка Соня пошла в магазин за хлебом, впервые оставив после той драки Федьку с Колей вдвоем. Она уже решила, что всё, утихомирились сыновья, пошла в магазин и там задержалась. Причин тому было две. Первая: надо было замиряться с Валькой, как-никак подружка, да и ругаться со своей продавщицей – все одно, что против ветра плевать. А вторая: хотелось послушать Капитаншу. Капитанша утверждала, что ее дочь-учительница привезла из города книгу «Богатые тоже плачут», и в ней написано, как все дальше будет в кино. «Богатых» в Аржановке смотрели все: бабы и мужики, старухи и старики, даже самые древние; глухие то и дело переспрашивали, раздражая смотрящих, слепые же смотрели, то есть слушали молча. Да не только в Аржановке, а и в Мукомолове «Богатых» все без исключения смотрели… Ну и конечно, все хотели знать, что же там будет дальше. Капитанша утверждала, что знает. Кто-то ей верил, кто-то нет; тетка Соня, например, не верила, но слушала и только иногда на Вальку-продавщицу поглядывала, виноватилась как бы. А что дома у нее происходит, не знала. А происходило там вот что…

Федька пришел из бани – распаренный, потный, довольный, встал в дверях и давай на брата глядеть. А Коля в это время стоял на табурете и вытаскивал тот злосчастный крюк, о чем мать давно его просила. Федька нагляделся на это и говорит:

– Иди в баню-то, пока не остыла, – и сказал это Федька очень даже миролюбиво.

А Коля, возможно, не услышал, все тянул крюк обеими руками и даже покраснел от натуги.

– Оставь, – тогда Федька сказал, голос повысив. – В баню иди.

Коля услышал, соскочил с табурета и стал собираться в баню. А Федька усмехнулся и пошутил:

– Может, он тебе еще пригодится…

Потом Федька осушил в несколько глотков литровую банку молока, громко рыгнул и, кривясь в усмешке, спросил:

– А ты чего это в баню со мной вместе не ходишь? Обрезанный свой прячешь? – Федька хохотнул, а Коля молчал, и тогда Федька продолжил: – Не жалко было под нож подставлять? – Федька не задирался, ему просто поговорить маленько хотелось после баньки. Но Коля молчал, и это Федьку заедать стало. – Эх, Колян, Колян, – в голосе Федькином уже издевка появилась. – Был ты парень как парень, русский, а стал… Чучмек, чурка с глазами. Воешь на всю округу: «ала-мала»… Над нами уже вся деревня смеется. – Федька заводился, а Коля как бы не слышал, и от этого Федька еще больше заводился: – Тебя, знаешь, как бабки в церкви называют? Христопродавец…

Но и это Коля не услышал. Он уже собрался и к двери подошел, когда Федька сказал:

– И для чего только ты сюда приехал?

Коля дверь открыл, когда Федька сказал:

– Сидел бы в своем Чуркистане…

Не сказал – крикнул, но Коля все как бы не слышал. А когда он вышел и дверь за собой закрыл, Федька сказал, не крикнул – сказал, негромко и уже не Коле, а так просто, в воздух, чтобы закончить:

– …со своим вонючим Аллахом…

И что бы Коле сделать вид, что и это он не слышал, чего бы проще, ведь и дверь уже за собой закрыл? И ничего бы не было… Да и Федька не ожидал совсем этого, он даже удивлялся потом, вспоминая, что же такого особенного он сказал? Но так или иначе дверь распахнулась, Колька влетел обратно в комнату и бросился на Федьку. Упали они на стол, со стола на пол свалились и покатились по полу…

А тетка Соня в магазине разинула рот, слушает.

А потом туда вбежал Колин крестный. Дверь распахнул и стоит. Капитанша замолкла, и все на него удивленно взглянули, даже разозлиться не успели за то, что слушать помешал. Он еще почему-то правой рукой левый глаз закрывал. И вдруг как заорет, обнаружив, наконец, тетку Соню:

– Сонька! Лясы точишь? А сыновья твои там насмерть убиваются!

Тетка Соня охнула – и в дверь, а за нею и все остальные. Только Валька-продавщица не побежала и не пошла даже – и тут принцип выдержала.

Около дома Ивановых уже полно народу собралось. Бабы шептались, головами качали, ладони ко рту прижимали. Мужики курили и мнениями обменивались. И все на Ивановых дом глядели.

А в нем что-то страшное творилось: там гремело, и звенело, и стучало так, что, казалось, дом по бревнышку раскатиться может.

– Убивают друг дружку, убивают, – говорили бабы горестно и кончиками платков вытирали слезы.

– Мужики, совести у вас нет! – еще на бегу закричала Капитанша. Она всех, кто в магазине был, обогнала, но не Колиного крестного, конечно, он уже тут был, закуривал.

– Я их хотел разнять, да вон. – Колин крестный убрал ладонь и показал всем свой синий заплывший глаз.

– Разнимешь, а они потом зарежут! – определенно высказался какой-то мужик из заднего ряда, и с ним спорить не стали.

Тут и тетка Соня подоспела. Задыхаясь и привывая, она растолкала плотно стоящих людей и вбежала в дом. Народ двинулся за ней, но тут из окна вместе с рамой и звенящими стеклами вылетел телевизор.

– Взорвется! – крикнул крестный, и народ отпрянул.

Тетка Соня вбежала в дом и увидела стоящих посреди разгрома, вцепившихся друг в дружку сыновей. Она даже не разобрала, где Федька, а где Коля, это был один кровавый, рычащий человеческий ком.

Тетка Соня кинулась к ним, плача, обнимая и растаскивая, но кто-то ненароком двинул локтем, и она, охнув, отлетела к стене и, побелев лицом, сползла на пол. И хотя с улицы никто этого не видел, там будто почувствовали и закричали сразу несколько человек:

– Убили! Соньку убили!

– Эх вы, а еще мужики! – выкрикнула напоследок Капитанша и героически бросилась к дому, но Колин крестный ее задержал:

– Кричи «Вышка!», поняла? «Вышка!» кричи, они тогда перестанут!

– Вышка, вышка, вышка, – забубнила Капитанша, но, вбегая в дом, споткнулась о приступку, сбилась и заорала истошно: – Башня!

Хотя можно было уже и не орать. Закончилась драка. Федька уткнулся лицом в угол и, елозя коленками по мокрым от крови половицам, тщетно пытался подняться.

А Коля стоял на коленях над теткой Соней и испуганно, как маленький ребенок, повторял:

– Мама… мама… мама…

Ничего страшного с теткой Соней, однако, не случилось, даже синяка не осталось на теле. Она потом бабам рассказывала, что нарочно упала, притворилась, чтобы сыновья испугались и остановились…

После драки народу набился полный дом, все стали тетку Соню поднимать и порядок какой-никакой наводить, и все, ясное дело, со слезами, с причитаниями и с ругней. Про драчунов забыли. А когда вспомнили, их уже в доме не было. Испугались, что те отправились куда-нибудь друг дружку добивать, кинулись искать и обнаружили Федьку на заднем дворе. Он мочился там и жаловался, что брат ему почки отбил.