Евгений Шкловский - Аквариум (сборник)

Еще он сказал, даже с некоторой возвышенностью, что ждет от этой экспедиции чего-то особенного, и, помолчав, добавил – именно благодаря ей, – и осторожно коснулся ее пухлой смуглой руки, ощутив загрубевшими кончиками пальцев сухость обветренной кожи.

Она ответила вполне душевно, но еще не совсем так, как, может, хотелось Балицкому (он еще не уяснил твердо, хотелось бы или не хотелось): она тоже рада, что Артем поехал ее помощником, без него ей было бы гораздо трудней, к тому же она много слышала о его успехах в институте и кое-что читала из его работ по методике раскопок…

– Софья, мы же договорились на «ты», – укоризненно сказал Артем и еще раз коснулся. Скорей все-таки хотелось бы… Правда, он еще не уверен был в ней, в Софье, – они пока еще только были коллеги, хотя за один этот вечер продвинулись весьма значительно. Однако интуиция, которой он так гордился, подсказывала, что форсировать события не стоит, это может только помешать и все испортить. Пожалуй, он даже мог бы всерьез увлечься (при взаимности, разумеется, без взаимности не имело смысла), и это, конечно, очень скрасило бы бивуачную жизнь.

Они сидели на кухне, Артем Балицкий и Софья Игнатьевна, просто Софья, но все то приятное и многообещающее, что наметилось вчера и должно было развиваться не по дням, а по часам, в это солнечное, ясное, голубое летнее утро на матушке-реке Волге, неожиданно и неприятно отступило на задний план.

Настроение у Софьи было испорчено. Хотя, по мнению Артема, стоило ли расстраиваться по таким пустякам? Ну, налакались пареньки, бывает. В их возрасте вполне понятно: самоутверждаются.

Нет, она этого не понимала. Одно дело бывшие зэки, бичи, с которыми ей приходилось иметь дело в экспедициях (хотя те обычно пристраивались подработать в геологические партии – там платили и больше, и вообще народ покруче), от них действительно можно ждать всего, чего угодно, закон не закон… А тут вроде приличные ребята – и такое!

Она сама не до конца отдавала себе отчет, что же ее так уязвляло – будто личное оскорбление нанесли (почему-то перед глазами маячило лицо Торопцева, которого она заметила вчера вечером возле палатки, – бледное, на себя непохожее). Действительно, ну дорвались ребятки до свободы, волюшка им в голову ударила, взрослыми себя захотели почувствовать. Артем, вероятно, прав, объясняя так, но ее почему-то не успокаивало, наоборот, еще больше злило.

Артем неожиданно подбросил дровишек: ему эти ребята с самого начала не очень, что-то в них не то… Кое-кто, похоже, еще доставит им хлопот, он чувствует, хотя пока называть не будет – надо повнимательней присмотреться. Может, еще утрясется все. Но он должен признаться, что догадывался о таком продолжении: встретил одного парня в местном магазине, когда покупал сигареты… Помолчав добавил: ну, в общем, встретил одного, тот брал водку и вино, это отвратительное плодово-ягодное…

– Кто? – жестко, сразу погрубев лицом, спросила Софья Игнатьевна.

Артем замялся. Получалось как-то нехорошо, вроде капает на ребят, хотя, с другой стороны, они ему, конечно, никто, а он все-таки – заместитель.

– Артем, давай договоримся, – неожиданно мягче, даже отчасти с той, вчерашней теплотой в голосе, произнесла Софья Игнатьевна, – между нами все должно быть откровенно, начистоту, понимаешь? – И тут же неожиданно снова сменила тон на официальный: – Все-таки мы руководители экспедиции, мы отвечаем за все, в том числе и за мальчиков!

– Какие они мальчики! – возразил Артем. – Здоровые лбы, акселераты. Да они уже огонь, воду и медные трубы прошли, они уже все знают, о чем мы в их возрасте могли только догадываться.

– Возможно, Артем, я не спорю, хотя, думаю, вы все-таки преувеличиваете, – снова сбилась на «вы». – Мне кажется, они больше хотят казаться взрослыми, нежели на самом деле. Как бы то ни было, а я за них несу ответственность. Если что случится, спросят с меня.

– Софья, мы же договорились: «ты»… – не преминул упрекнуть ее Артем.

– Да-да, ты преувеличиваешь, – послушно поправилась Софья. И тут же вернулась к своему вопросу: – Так кто?

Артем пожал плечами и как бы вполне безразлично произнес:

– Этот, лохматый, Роберт, кажется. Я их всех еще толком и не запомнил.

– Так, говоришь, водку покупал? – еще раз задумчиво спросила Софья Игнатьевна.

Артем кивнул.

– Понятно, – кивнула Софья, как бы принимая информацию к сведению. – Ну что ж, это вполне согласуется с некоторыми моими наблюдениями. – Она задумчиво постучала пухлыми пальцами по столу, застеленному к открытию голубой клеенкой, на которой уже кое-где чернели прожженные места.

Артем искоса следил за изменениями в ее лице, отражавшем сменявшиеся сейчас в Софье Игнатьевне чувства, и никак не мог решить: сказать или все-таки не говорить… Подмывало сказать, поделиться по-дружески. Но, может, пока не стоило. Наверно, не стоило. Он сам должен был попытаться. А сказать он еще успеет – в случае чего. И потом неизвестно еще, как она к этому отнесется. Все-таки они пока недостаточно близки, а что будут и достаточно – почти не сомневался: чего-чего, а добиваться цели он умеет. Главное, твердость и последовательность, так что и плейбоем быть вовсе не обязательно. Просто нужно проявить чуть-чуть настойчивости. Кроме того, у них так много общего, пожалуй, Артем еще не встречал женщины, с которой его столько бы объединяло. Да и ситуация располагала. Он даже слегка разволновался, случайно коснувшись рукой ее круглого обнаженного локтя.

Вместе с тем на душе у Артема было пасмурно, хотя и совсем по другой причине, не имевшей никакого отношения (впрочем, кто знает?) ни к вчерашней пьянке недорослей, ни к их пока не определившимся отношениям с Софьей. Дело в том, что, порывшись с утра в своем огромном абалаковском рюкзаке, он вдруг не обнаружил спрятанных там икон. Они лежали на самом дне, под одеждой, тщательно обернутые газетой и плотной холстиной. Икон было три, и все исчезли, остался только оклад, который почему-то не тронули. А ведь и обнаружить-то их, как ему казалось, было непросто – только если весьма основательно покопаться. Собственно, только они и пропали, ничего больше, хотя в рюкзаке было и еще что взять, если бы речь шла об обычном воровстве. Артем специально проверил, вытряхнув все содержимое рюкзака на спальник и устроив тщательнейшую инвентаризацию.

По большому счету, это, конечно, ЧП, хоть в милицию заявляй. Правда, была и серьезная загвоздка: сразу бы возник вопрос, как и откуда эти иконы попали к самому Артему. Две из них – очень ценные, Артем не сомневался, специалист все-таки. Конец шестнадцатого – начало семнадцатого, причем в довольно хорошем состоянии.

Все, что обнаруживалось на раскопе, сразу же заносилось в опись, но иконы, естественно, ни к раскопу, ни вообще к деятельности экспедиции никакого отношения не имели. Артем раздобыл их, выменяв одну, самую ценную, конца шестнадцатого века, за бутылку водки у мужика в дальнем конце села. Тот, маясь с похмелюги и не имея чем поправиться, сам предложил, Артем же (с дрогнувшим сердцем), разумеется, не отказался. Не к нему, так к кому-нибудь другому она обязательно бы ушла, неизвестно, к кому, охотников нынче много, а там и вообще неведомо что бы с ней стало, – уж лучше к нему. А как увидел ее в соседстве с ширпотребовской фарфоровой молодкой, так и вообще был сражен. Лик Пресвятой Богородицы – тонкий, просветленно-печальный, чуть в профиль, чуть склоненный, в темном наброшенном на волосы покрывале. Древностью от нее веяло и верой, древней, истовой и кроткой.