Олег Бажанов - Приговоренный жить

– Моя война закончилась там, под снарядами наших пушек в чеченских горах, – ответил он Быстрову на утренней беседе. – Систему не побороть.

– Ты не понял, – стал разубеждать его Виктор. – Все меняется. Я уже говорил: во власть идут новые люди. Все будет по-другому! А Систему эту гнилую – под корень!.. Но нужны те, кто будет работать по-новому.

– Витя, ты же умный мужик, – устало улыбнулся Иванов. – Ну как эта Система даст себя сломать? Она может, соответственно обстоятельствам, поменять окрас, но будет оставаться все той же нерушимой Системой с прикормленными стаями чиновников, которые, как вороны на помойке, засидели все «теплые» места. Ворон можно попытаться вспугнуть, но они тут же перелетят на другую помойку. И ничего не поменяется, кроме названия. Чтобы сломать эту Систему, потребуется революция. А еще одной революции Россия не переживет.

– Но я же с тобой тут сейчас беседую о том, о чем еще год назад нельзя было даже заикаться! – не сдавался Быстров. – Я знаю многих из тех «новых», что совсем скоро придут в Кремль. Это люди, в большинстве своем, порядочные!

– Интересно! Порядочные – во власти! – искренне усмехнулся Иванов. – Это действительно что-то новое. Только, по-моему, мы с тобой даже сейчас беседуем о том, что выгодно Системе сегодня и о чем она позволяет нам говорить. Да, ей надо измениться соответственно духу времени, так сказать, поменять оттенки окраса соответственно обстоятельствам, чтобы выжить. И она меняется – не спорю. Но, несмотря ни на что, остается незыблемой Системой. И имя этой Системы – государство! А в России государство – в первую очередь, не аппарат, гарантирующий безопасность и равные права всем гражданам, а аппарат принуждения большинства во благо жирующему меньшинству! Значит, по сути своей эта Система несправедливая. Поэтому служить ей я больше не хочу. И погоны я снял уже три года назад.

– Ты пессимист, Саня, – вздохнул Быстров, не имея желания спорить дальше. – Но я понимаю: Система больно ударила тебя. Так борись! Добивайся того, что считаешь справедливым!

– Я решил просто жить, – сообщил Иванов. – Хватит борьбы. У меня семья, которая имеет право быть счастливой, несмотря ни на что. А пессимист – это тот же информированный оптимист, товарищ подполковник.

– Так я не понял, ты станешь нам помогать?

– Помогать буду. Надо закончить с делами фирмы. Но никаких контрактов ни с кем подписывать не стану, – твердо сказал Иванов.

– Ну, это тоже немало! – улыбнулся Быстров.

– Организуй мне встречу с Сизовым… – потребовал Иванов.

– Зачем?

– Мне нужны фамилии и данные бойцов спецназа Чугуна.

– И что ты думаешь с этим списком делать?

– Есть одна идейка…

В сопровождении офицера охраны Иванова привели в камеру к Дмитрию Сизову. За повидавшими не одну покраску железными дверями находилась самая настоящая тюремная камера-одиночка – с нарами и «парашей». Небритый и растрепанный Сизов напомнил Иванову образ зэка из фильмов про политических заключенных.

Они поздоровались сурово, пожав друг другу руки.

После ухода сопровождающего, убедившись, что дверь закрыта и за ними никто не наблюдает, Иванов присел на старый деревянный табурет серого цвета, одиноко стоявший посередине камеры, а Сизов – на застеленные солдатским одеялом откидные нары.

Иванов осмотрелся:

– Мрачновато тут у тебя. Мебели никакой.

– А у тебя весело? – Сизов окинул побритого и причесанного Иванова нехорошим взглядом. – Где Батурин?

– Не знаю, – пожал плечами Иванов. – Мы с ним расстались на дороге, после того как нас чуть не взяли в поселке. Решили, что каждый пойдет самостоятельно. Может, сумел уйти?

– А как тебя повязали?

– На посту ГАИ остановили машину, в которой я ехал. Дальше – проверка, установление личности…

– Понятно. Видно, тебе здесь хорошо.

– Как бы ни было, Дима, а контроля над собой терять нельзя, даже в мелочах, – философски заметил Иванов. – Почему не бреешься?

– Что тебе надо? – грубо прервал Сизов.

– Ты что такой невежливый? – улыбнулся Иванов. – Не рад гостю?

После минутного молчания взгляд Сизова смягчился, он расслабил напряженную позу и тоже попытался улыбнуться:

– Извини. Допросы все нервы вымотали.

– Часто вызывают?

– Два раза регулярно: утром и после обеда. Часа по три выспрашивают, писать заставляют. Ведь про все знают, суки! Откуда? – взгляд Сизова снова стал тяжелым и подозрительным. – Ты, случаем, не раскололся?

Иванов выдержал направленный на него взгляд. К этому разговору он был готов.

– Я так же, как и ты, стал давать показания, – спокойно произнес он. – Передо мной поставили два условия: или я начинаю сотрудничать, или никогда больше не увижу жену и ребенка.

– И ты что?.. – напрягся Сизов. – Ссучился?!

– Ты так это называешь? – зло бросил в лицо собеседнику Иванов. – Убивать безоружных, грабить и обворовывать Родину, помогать террористам – это не ссучился! А как это, по-твоему, называется? Не отворачивай морду, ответь мне, товарищ старший лейтенант! Как это называется: служить в милиции и работать на бандитов? Расстреливать в лесу пацанов, а через день призывать их родителей к порядку?

Сизов, опустив взгляд, молчал.

– Я сам попросил свидания с тобой, – спокойно продолжил Иванов.

– Зачем? – Сизов сидел тихо, не поднимая взгляда.

– Посоветоваться нужно.

– О чем?

– Обо всем, что произошло и что может еще произойти.

– Что ты им успел рассказать? – Сизов поднял глаза. Иванов понял, что тот не поверил ему.

– Все, – глядя в глаза собеседнику, Иванов притронулся указательным пальцем правой руки к уху. Сизов еле заметно кивнул. Они понимали, что их могут прослушивать. – Все что знал.

– А чего от меня хочешь? – теперь Сизов внимательно следил за выражением глаз Иванова.

– Мой следователь оказался нормальным человеком, – тихо продолжил Иванов. – Он сообщил, что ты тоже тут, рядом со мной, и что тоже не молчишь. Но они нам не верят. Думают, что мы не все рассказываем и покрываем главного. Следователь велел подумать, потому что уже на следующем допросе к нам применят спецсредства. Вот я и попросил свидания с тобой.

– Что за спецсредства? – во взгляде Сизова промелькнуло беспокойство.

– Психотропные. Дураков из нас с тобой сделают, Дима. И мы им сами все расскажем, что знаем, и даже то, о чем давно забыли.

Сизов заметался на нарах:

– А потом?

– Что потом?

– Что они потом с нами сделают?

– Обычно отсюда в «психушку» не отправляют, – Иванов говорил серьезно. – Канем в неизвестность, как и тысячи других. Поэтому я и пришел посоветоваться с тобой. Что делать будем?

Сизов, опустив взгляд в пол, не отвечал.

– Дима, ты меня слышишь? – напомнил о себе Иванов.