Инна Тронина - Постумия

Молодые же купались в своём счастье и откровенно плевали на пересуды. Мучило их только то, что Андрей Озирский не сможет вживую увидеть своего тёзку и зятя. Его не впускали в Россию, а Дрона отсюда не выпускали. Вернее, наш шеф до сих пор не легализовался. И, значит, не мог даже близко подходить к пограничникам, чтобы не нарваться не неприятности.

Решили гулять в Белоруссии, в Мирском замке. Роман Григорьевич Брагин обещал всё устроить в лучшем виде. Он постоянно помнил о том, что Дрон и Лёлька спасли Влада. Потерю ещё одного сына они с Анастасией не пережили бы.

– «Нас бьют, а мы летаем – от боли всё выше!» – распевала теперь моя названная сестра, преданно глядя в глаза Дрону.

А тот, похоже, ещё не верил своему счастью. Он признавался мне, что боится проснуться и понять – ничего не было, кругом мрак. Этого же страшилась и я, открывая глаза в больнице. Мне чудилось, что на стенах, в воздухе ещё проступают образы «свояков», Анатола, Платона Куценко. Палача поймали в собачьем вольере, где он пытался скрыться. Начальник охраны хотел уйти через лес, но был схвачен спецназом.

Владу Брагину ещё предстояла ортопедическая операция в финском центре «ORTON». После окончательного выздоровления Владушка собирался получить профессию ландшафтного дизайнера – Старик соблазнил его окончательно. Ведь человек, единожды заглянувший в глаза Костлявой, должен особенно ценить жизнь и красоту. Влад же не понимал, как сам не дошёл до этого раньше.

Пока он лежал то в одной, то в другой клинике, сочинял цветочную композицию – для меня. И собирался назвать её моим именем. Сказал, что именно это занятие помогло ему выжить и встать на ноги. Но говорил мой дорогой друг ещё очень тихо – сказывались травмы, нанесённые гарротой.

– Это будет композиция из лилейников, тюльпанов и нарциссов. Да, ещё добавлю крокусы и гиацинты. Но главное там – сочетание лилий и хвойных. Если хвоя будет тёмной, то подойдут лилейники жёлто-оранжевых расцветок. На фоне салатовой или золотистой хвои лучше смотрятся тёмные цветы. Есть и третий вариант. В этом случае тёмные и лилейники, и хвоя. Это очень мрачно, пусть и завораживает. Я уже прикинул на компе – получается классно. Жаль, что мы пропустили этот сезон. Но ничего, сделаем в следующем. Будешь мимо цветов и ёлок с колясочкой гулять…

– Спасибо, Владушка! – не удержалась я. – Спасибо, родной! Дай, я тебя поцелую…

Влад замер, затаил дыхание. Наверное, вспоминая о той каморке на ферме, о Лёльке и Дроне, он ожидал от меня самых главных слов. Но я никак не могла их произнести, и потому выбрала другие.

– Давай, Владушка, парой работать. Дизайнером стану я, а ты – архитектором. А сейчас давай составим тёмную композицию – Михону на могилу…

И пожалела об этом, потому что синие глаза Влада быстро наполнились слезами. А там, в плену у бандитов, с гарротой на шее, он не плакал. И потому я ощутила невероятное облегчение, когда Влад сообщил, что уезжает на месяц в Белоруссию.

Сейчас Старик, дядюшка и Петренко горячо обсуждали закон о дактилоскопии при получении шенгенской визы, при которой пальцы не катают, а снимают на сканер. Потом все трое сошлись на том, что чеканиться в Соцсетях деткам ещё рано. Перетёрли и решение Максима Ерухимовича заменить цвет своего автомобиля на «занзибар».

Петренко сетовал на то, что муж старшей дочери Галины после ссор не разрешает вывозить внуков за границу. И этим вынуждает супругу поступать так, как надо ему. А разводиться и лишать его прав Ганка не хочет. Говорит: «Вообще-то он хороший, только с тараканами в башке…»

– Вот-вот, всегда с этого начинается! – тоном вещего кудесника провозгласил Старик. – А потом – убийство или исчезновение без вести. Прости, тёзка, но гнать его должна твоя Галька – ссаными тряпками. Только детям нервы треплет…

– Да я и сам знаю, – вздохнул Геннадий Иванович. – Понимаю, что не дело это. А что я могу? Они же взрослые люди. Наверное, раньше много воли давал.

– А вот я, наоборот, жалею, что Михона строжил, – тихо сказал дядя. Вот уже почти три месяца он говорит так – медленно, обдумывая каждое слово. – Пискнуть ему не разрешал. Сразу орал: «Какой ты мужик после этого?!» И чего добился? Новой могилы на Южном кладбище?

– Героя ты воспитал, Всеволод, героя! – заспорил Старик. – Скажешь, что мне легко рассуждать? Нет, мне очень трудно. В первую очередь, потому, что, с точки зрения формалиста, его подвиг считается просто «криминальной петлёй». Твой сын, будучи жертвой преступления, совершил в ответ противозаконное действие – убил одного из бандитов. Но, как известно, совесть бывает чистой только тогда, когда она не была в употреблении. То же самое относится и к Владу Брагину. Лучше ему пока из Белоруссии не возвращаться. В ВМА чудо сделали – спасли его, выходили. Не успел Сердюков разогнать военных медиков, а ведь хотел…

– Да, а где сейчас тот врач, Асхабадзе? Тот, который свояков-то прикончил? – оживился Петренко.

– Сидит! – махнул рукой Грачёв. – По статье за убийство двух и более человек. Мы с Богданом, Халецким и прочими сотрудниками все пороги обили. Никакой реакции. Говорят, даже о превышении необходимой обороны речь не идёт. Свояки ведь ни на кого не нападали. Есть версия, что врач специально пристрелил главарей – чтобы молчали. Полный абсурд, клевета в чистом виде. А вы, говорят, складываете килограммы с метрами и длинное с зелёным. И верите бандиту, который просто захотел выскочить.

– Да что ты говоришь?! – Петренко стащил очки и беспомощно заморгал глазами. – Этот доктор двух человек спас, в том числе беременную женщину. Помог схрон этот взять практически без потерь. Ведь ни один бандит не ушёл! А теперь человек сидит. Хуже получилось только с Михоном…

Услышав дорогое имя, генерал спрятал постаревшее лицо в лодке ладоней. Жаркий ветер трепал его седую шевелюру.

– Троих ведь, троих я схоронил – отца, брата, сына. И у всех было одно имя. Сегодня ведь день памяти Архангела Михаила. Именины у всех троих. На иконах Архангел изображён со щитом и огненным мечом, так как возглавляет борьбу со злом. Он строго карает несправедливость и коррупцию. Не одобряет стремление к власти для удовлетворения гордыни. Такими и были все мои родственники. Помянем их позже, по обычаю – когда Марьяна сможет выпить с нами…

Я испугалась дядиных глаз. Раньше яркие, чёрные, блестящие, как у меня, теперь они походили на старые остывшие угли.

– Марьяна, только на тебя надежда! Верни мне Мишку, умоляю. Страшно такую дань платить, непонятно за что. Ведь на меня многие смотрят, как на врага. Вроде как жалеют, что план свояков не удался, и не получилось меня сожрать. Зачем мне это? Сидел бы спокойно, на свадьбе сына гулял. А теперь опять в трауре…