Элайн Нексли - Вивиана. Наперекор судьбе

Мусульманка согласно кивнула, и вслед за нами, царственно, подобно королеве, пошла по пыльному полу. Теперь в воздухе веяла напряженная тишина, все, от меня до Паскуаля, занервничали. Заключенных нам с пажом удалось освободить, но как вывести их незамеченными, мы не знали. Был только один выход, опасный, очень рискованный, но единственный. Нужно было забраться на северную часть крыши Тауэра, туда, где внизу нет охранников, а сплошные заросли. Прыгать с такой высоты было очень опасно, можно было разбиваться о камни, или поцарапаться о ветви, но пришлось идти на риск. Мы стали взбираться по винтовой лестнице, но тут Паскуаль нас остановил:

– Стойте, прыгать будут не все. Ведь стражники с внешней стороны ожидают меня и мою «сестру». Если мы не выйдем обратно тем же путем, что сюда и зашли, все догадаются о том, что устроили побег мы. Поэтому, леди Вивиана, вам придется пойти за мной, а вы, мистер Лиан и Тангюль Ханым, взбирайтесь на крышу и прыгайте, потом бежите до берега. Я бы отвез вас на своей лодке, но мы с леди Бломфилд отплывем в другую сторону, к дворцу. Вам же придется пересекать Темзу самостоятельно. Простите за это, – мальчик опустил голову, но Тангюль по-матерински погладила его по волосам:

– Ты и так для нас много чего сделал вместе со своей хозяйкой, малыш. Ни каждый ребенок решится помогать беглецам, – я улыбнулась, наблюдая за этой нежной сценой, но внезапно все мое внимания приковалось к Лиану. Мысль о том, что, возможно, эта наша последняя встреча, адски кольнула мне в сердце. Я положила руку на локоть сэра Беверли, тихо проговорив:

– Мне очень жаль, мистер. Будьте счастливы и берегите Тангюль. Она нуждается в вашей помощи. По иронии судьбы, вас связало одно горе. Я рада,…что с вами будет женщина, способная окружить лаской и теплом. Буйный нрав турчанки утихнет, если…, – Лиан не позволил мне договорить, положив свой палец мне на губы:

– Вы сами понимаете, что говорите, мой ангел? Вы хотите, чтобы Тангюль Ханым стала моей женщиной? Этого никогда не будет. Она уедет в Турцию, а я останусь в Англии.

Я горько улыбнулась, пытаясь сдерживать слезы, которые душили меня и не позволяли спокойно говорить: – Я… я никогда не думала, что мне будет…так тяжело с вами прощаться, – на последних словах мой голос задрожал, и две одинокие слезинки, холодные, как лед, скатились по моим пылающим щекам.

– Мой нежнокрылый ангел, запомните, мы не прощаемся, а говорим, до свидания. Не плачьте, ваши слезы убивают меня. Прошу, помните меня, лелейте в своем сердце, и тогда эта любовь никогда не умрет.

– Любовь? – наивно, по-детски вытаращила я глаза.

– Разве вы меня не любите? – этот полу-шуточный, полусерьезный вопрос застал меня врасплох. Я уже давно призналась себе, что мое сердце отдано Лиану, но я еще никому не говорила об этом вслух.

– А вы меня? – отвечая вопросом на вопрос, поинтересовалась я, и мое сердце замерло в ожидаемой истоме.

– Люблю, люблю, люблю…, – эти слова укутали меня, как теплая шаль в холодную зиму. На душе стало так тепло, светло, хотелось петь, кричать всем о том, что я счастлива… Но это было лишь мимолетное, мгновенное счастье, которое пришло из ниоткуда, и ушло туда же.

– Нам пора, миледи, – подошел ко мне Паскуаль, одним махом развеивая и уничтожая мои мечты. Вот и настал тот момент, которого я боялась больше смерти. Сглотнув слезы, я попыталась улыбнуться, чтобы последний миг, проведенный с моим Лианом, был освещен солнцем и радостью:

– До свидания, Лиан, – движимая пороком, я наклонилась к его губам и оставила на них единственный, целомудренный поцелуй. Тангюль, стоявшая на приличном расстоянии от нас, все равно уловила этот жест, и я заметила, как ее змеиные глаза злобно блеснули. Но я не отдам ей моего любимого , никогда, ни за что. Хотя, я ведь уже отдала… Не нужно было освобождать эту турчанку, посланную самим сатаной. Но, что сделано, то сделано. Я ведь не могу из-за своей глупой и бессмысленной ревности сломать жизнь сэру Лиану. Пусть будет счастлив, ведь горе сближает, и один Бог знает, как потом, через несколько дней, проведенных в скитаниях и холодных ночей, Лиан отнесется к своей подруге по – несчастью.

Я, пытаясь не оглядываться, пошла вслед за пажом, но меня не покидало чувство, что в этой башне, там, близ второго этажа, я оставила свое сердце, оставила его в сильных руках безродного камердинера… Я оторвала кусочек своей души и преподнесла ему, преподнесла навеки вечные. Если я не умру от тоски, то от одиночества, ибо моим единственным возлюбленным не может быть никто, кроме сэра Лиана Беверли, которого я знаю всего два дня, но полюбила так сильно, будто была с ним всю жизнь.

Когда массивные двери распахнулись, как крылья бабочки, нам вновь загородили проход два стражника: – Нашел медальон?

– Нет, обыскал всю башню, каждый закоулок и щель. Нигде нет. Возможно, хозяин обронил его в другом месте.

Охранники безразлично кивнули, а вскоре вообще исчезли из виду за толстой стеной правого крыла.

Я вскинула голову, желая увидеть на зубчатой крыше Лиана и его спутницу. Ветер теплыми порывами дул мне в лицо, разметая волосы по плечам. И тут на фоне серого, местами голубого, неба, стоя на самом краю, показались два силуэта, которые казались призрачными. Прищурив глаза и благодаря своему острому зрению, я смогла различить эти две фигуры, отчего сердце мое невольно екнуло. Сэр Беверли взял на руки турчанку, ласково укутав ее в свой потертый плащ. Мгновение, и они прыгнули… С этим прыжком у меня все оборвалось внутри, а дикое желание увидеть Лиана, убедиться, что после этого опасного «полета» он жив, вонзилось беспощадными когтями мне в разум. Но все-таки, собрав все свое мужество и смелось, я сказала себе, что должна вести себя, как настоящая Бломфилд: гордо и непоколебимо.

Всю последующую дорогу я молчала, смотря то на пенистую поверхность реки, то на безоблачное небо. Чем мы были все ближе к дворцу, тем сильней ощущался аромат власти, королевства, аромат, который сводил меня с ума, заставляя трепетать от сожаления. В королевских стенах я чувствовала себя птичкой в клетке. Все свое детство я жила в страхе перед родителями, в полном подчинении, но еще никогда так сильно мне не хотелось стать свободной, просто жить, зная, что ты никому ничего не должна. А постоянные упоминания о том, что я – леди голубых кровей и моим долгом является думать о графстве, превратились в яд, который с каждым годом все сильней втирали мне в разум родители.

Паскуаль оставил лодку там же, где и всегда: в тени деревьев, где никогда никого не было. Этот укромный уголок, называемый «Одинокой дикостью», скрывался за высокой, зубчатой стеной заброшенного замка, в щели которой росли самые редкие деревья Англии.